Цель данной работы – рассмотреть идеологические импликации женских образов, используемых в дизайне банкнот, которые были введены в обращение в Восточной Европе в XX в. Этот регион интересен своим политическим контекстом: в указанный период здесь регулярно сменяется напряжение власти, государства появляются, а затем сливаются с другими государствами, позже вновь обретая свою независимость. Это ощущается особенно травматично из-за историко-географического аспекта, поскольку тесные культурные связи регулярно возобновляют политические притязания и претензии соседствующих стран друг к другу. В этих условиях выпуск собственных денег является важным инструментом, легитимирующим власть и продвигающим благодаря дизайну образ материальной реальности, в которой утверждается эта власть.

Поэтому особого внимания требуют визуальные репрезентации в дизайне денег, при этом банкноты оказываются более распространенными в повседневном использовании. Кроме этого их дизайн обычно обладает более насыщенными визуальными нарративами, что в совокупности позволяет выделить их в качестве особого объекта для анализа. Что же касается специфики женского образа как исследовательского фокуса, то изображения женщин на банкнотах, выпускавшихся в Восточной Европе в XX в., встречаются гораздо реже, чем портреты мужчин, и этот факт порождает следующие вопросы: 1) чем это обосновано? 2) когда женский образ оказывается актуальным? 3) какие типы женского образа используются в дизайне? Анализ будет проведен в хронологическом порядке на примере банкнот, выпущенных в пределах территорий современных Беларуси, Литвы, России и Украины. Также будут рассмотрены эскизные решения к описываемым банкнотам, поскольку они позволяют оценить вариативность образов в социально-историческом контексте.

12 июня 1907 года. Ясное солнечное утро. На Эриванской, центральной площади Тифлиса, обычное оживление. Стук колес экипажей по брусчатой мостовой, громкий говор разноплеменной толпы. Щеголеватый офицер прохаживается по площади, остроумными замечаниями сгоняя с нее на тротуары разгулявшихся пешеходов, подальше от того места, где через несколько мгновений развернутся главные события.
На площади показывается казачий конвой, сопровождающий экипаж. В нем мешок с деньгами, в котором ни много ни мало 341 (по другим данным 241) тыс. рублей.
10 часов 45 минут… И вдруг страшной силы взрывы сотрясают воздух. С разных сторон в сторону конвоя летят бомбы — в солдат,
под колеса экипажа, под ноги лошадей. Все смешивается в дыму и огне взрывов. Дикие вопли, стоны, ржание лошадей, звон лопнувших в окнах городской управы стекол, звуки выстрелов.

Стреляют и нападавшие и казаки, неизвестно куда и в кого. В возникшей суматохе офицер с завидным самообладанием приближается к экипажу и, прихватив с собой мешок с деньгами, спокойно удаляется с площади… Его никто не останавливает… Никто из боевиков не пострадал в перестрелке и не был задержан. Трое казаков из состава конвоя оказались убитыми, человек пятьдесят мирных жителей легко раненными: не напрасно Камо прогонял их подальше от центра площади.

До 1886 года офицеры русской армии имели ранцы по образцу солдатских. Однако, в 1882 году от ранцев в частях начали отказываться, вводились вещевые мешки, и в приказе по Военному ведомству от 1886 года офицерам пехотных частей (солдаты которых уже получили вещмешки) запретили носить ранцы «…впредь до установления особой сумки, заменяющей ранец».

Комплектацией этой «особой сумки» и озаботился автор статьи «Необходимые изменения в снаряжении и вооружении офицеров нашей пехоты», опубликованной в «Оружейном сборнике» за 1889 год. Выглядеть она могла, по мнению автора, следующим образом: «для офицеров пехоты следует выработать образец вещевой кожаной сумки (лакированной кожи), по устройству близко подходящей к вещевому мешку, и приспособить ее для носки так, чтобы она не мешала вооружению и не затрудняла движения».

Оговариваясь, что пехотный офицер мог хранить личные и служебные вещи в ротном обозе (на роту полагались две парные повозки), но что обоз может отстать, автор статьи полагал, что в этой сумке офицер должен был иметь следующие вещи:

Главнокомандующий французской армией в Первой мировой войне. Маршал Франции.

Жозеф Жак Жоффр был сыном мелкого виноторговца. Он окончил Политехническую школу. Во время франко-прусской войны 1870-1871 годов служил младшим офицером (в офицеры произведён в 1872 году) в сапёрных частях. По заключении мира учился в артиллерийско-инженерном военном училище в Фонтенбло. Участвовал в реконструкции фортов Парижа и в 1876 году за особые отличия был произведён маршалом П. Мак-Магоном в капитаны.

В период создания Францией колониальной империи Жоффр в 1894 году отправился на остров Формоза (Тайвань), служил в Индокитае, Центральной Африке и на острове Мадагаскар. Руководил постройкой различных укреплений в Верхнем Тонкине и строительством Сенегал-Нигерской железной дороги. На острове Мадагаскар укрепил один из важнейших опорных пунктов французского флота в Индийском океане — Диего-Суарес.

В 1894 году командовал экспедиционным отрядом колониальных войск на территории современной Республики Мали. Ему было поручено захватить город Тимбукту к югу от Сахары. Первый отряд французов, посланный туда, был разбит в бою кочевниками-туарегами. Жозеф Жоффр проявил большую выдержку и выполнил приказ командования, хотя ему и пришлось столкнуться с вооружённым сопротивлением туарегов. Пустынная область Тимбукту на берегах африканской реки Нигер вошла в состав колониальных владений Франции.

Среди идеологов кающегося дворянства, в настоящее время уже забытых и не читаемых, нельзя не упомянуть имя Дмитрия Васильевича Григоровича (1822 — 1900), который в свое время произвел огромное впечатление своими двумя романами: «Деревня» и «Антон Горемыка». И он—детище дворянской семьи, сын полтавского помещика и отставного гусара. Из воспоминаний детства самое яркое — об одном помещике, грозе всех окружающих, не только крестьян, но и своей собственной семьи. Когда он выезжал на улицу деревни в сопровождении крепостного Грызлова, его экзекутора или, вернее, домашнего палача, ребятишки стремглав ныряли в подворотни, бабы падали ничком, у мужиков озноб пробегал по коже.

КАВАЛЕРГАРДЫ (от фр. cavalier всадник, garde гвардия). Телохранители и почетная стража царствующих особ российского Императорского Дома во времена коронаций и других торжеств в России существуют с 1724 года. В тот год император Петр I решил обставить как можно изысканнее предстоящее в то время торжество коронацию Екатерины I. На сей случай он учреждает 30 марта конную роту драбантов, или кавалергардов.

Сам же монарх принимает звание капитана кавалергардии. Сформированная таким образом рота кавалергардов в первый раз была выведена в строй при коронации Екатерины I в Москве.

7 мая 1721 года. Затем, по окончании всех торжеств, кавалергарды были распущены и возвращены в прежние полки. А через два года кавалергардии была опять восстановлена. Капитан-поручиком был назначен светлейший князь Меншиков, а Екатерина I приняла звание капитана кавалергардии. Примечательно, что кавалергарды сохраняли свое назначение и в последующие два царствования: Петра II и Анны Иоанновны. которая вскоре и расформировала их. Произошло это в 1731 году.

При коронации Елизаветы Петровны в роли кавалергардов выступали чины известной лейб-кампании. облачившиеся на это время в кавалергардскую форму. При Петре III кавалергардов не существовало, да и лейб-кампанию он не жаловал, распустил. Екатерина II, придя к власти, восстановила кавалергардов, состоявших почти исключительно из прежних лейб-кампанцев. Сделала это молниеносно через неделю но восшествии на престол.