О самом знаменитом покушении на вождя революции в августе 1918 года, казалось бы, уже давно все известно: есть показания свидетелей, вещественные доказательства, документы расследования и суда над террористкой Фанни Каплан. Но исследователи до сих пор не устают выдвигать все новые и новые версии этого громкого события. Уж очень противоречивы и запутанны задокументированные чекистами факты, а многие вещественные доказательства или уничтожены, или сфальсифицированы. Кто и для чего стрелял в Ленина: террористка Каплан, боевики из партии эсеров, или им его «заказала» верхушка большевистской партии? Вопрос остается открытым и поныне…

В злосчастном для В. И. Ленина 1918 году на него покушались несколько раз. Несмотря на прекращение войны, политическая ситуация в России продолжала ухудшаться и к лету 1918 года обострилась до предела. К этому времени в Архангельске высадились английские и американские войска, на Урале и в Поволжье восстал чехословацкий корпус, в Самаре образовалось контрреволюционное правительство из бывших членов Учредительного собрания, на Дону и Кубани белые генералы Краснов и Каледин формировали полки и дивизии из казаков и офицеров. А тут еще Украина, Белоруссия и Прибалтика, захваченные германскими войсками, создали свои контрреволюционные правительства. В условиях набиравшей обороты Гражданской войны территория страны, подвластная большевикам, с каждым днем сокращалась. Назревал очередной кризис власти, и они пытались сделать все, чтобы ее не потерять. Настроение, царившее в большевистских верхах в ту пору, наиболее точно охарактеризовал Л. Троцкий: «Собственно, мы уже мертвы, но еще нет никого, кто мог бы нас похоронить». Эта обстановка как нельзя лучше благоприятствовала силам контрреволюции, чтобы взять реванш и осуществить давно задуманный план устранения самой яркой и значимой в правительстве большевиков фигуры — В. И. Ленина.

Одной из загадок Куликовской битвы является более чем странная история с обменой доспехами и конями князя Дмитрия и боярина Михаила Бренка. Как мы помним, Дмитрий снял княжеские доспехи и, отдав их вкупе с конем Михаилу Бренку, оставил его под знаменем, сам уехал в передовой полк на чужом коне и в простых доспехах.

Что бы сие значило? Можно, конечно, допустить, что это очередное сочинительство безвестного автора "Сказания о Мамаевом побоище", благо с фантазией у него было все в порядке — и мертвый Ольгерд литовское войско на Москву ведет, и татарин-мусульманин Мамай к Перуну и Хорсу взывает.

Однако, вообще говоря, в его выдумках обычно прослеживается некая логика или хотя бы следование шаблону. Мамай поганый, значит, язычник, значит, должен к идолам взывать. Вон, у французов в "Песни о Роланде" мавры из Кордовского эмирата Аполлона и Юпитера славят. С Литвой Москва враждует за русские земли, значит, изобразим, как подлые литвины хотели нашим в спину ударить (а когда умер Ольгерд, во времена написания "Сказания, более чем сто лет спустя после Куликовской победы, уже мало кто помнил). Почитаемого в только что подмятой Моской Рязани князя Олега Ивановича сделаем из ведущего свою политику государя предателем. Александр Пересвет, боярин брянский, уже однозначно превращается в монаха и становится участником эпического поединка с печенегом (!!!). И так далее.

Но какой смысл в истории с переодеванием, чего ради было ее выдумывать? Аналогов тоже не припоминаю. И простой небрежностью, вроде именования "князя" (темника) Мамая "царем" (ханом), чего современные битве русские источники себе не позволяли, тут тоже дело не решается.