Россия и Запад генетически имеют единый фундамент – христианскую религиозную традицию, что, казалось бы, должно являться объединяющим основанием. Вместе с тем наличие иной версии христианства предполагает расстановку акцентов подлинности одной и фальсификации другой.
Таким образом, во взаимоотношениях России и Запада можно объективно наблюдать стремление к единству, с одной стороны, и невозможность взаимной безболезненной трансляции ценностей и опыта развития, с другой. Дихотомия «Россия-Запад» имеет различные периоды сближения и отдаления, связанные, прежде всего, с внешнеполитическим курсом правящих элит и наличием мифов в отношении друг к другу. В научных исследованиях последнего времени обращается внимание на ряд таких мифов в историческом развитии России. Исследователь антироссийских мифов, профессор В.Э. Багдласарян выделяет несколько групп [1, с. 9]. Эти мифологеммы можно считать результатом западнического направления в российской общественно-политической мысли.
Одним из основных мифов, благодаря которому происходит рождение последующих, является утверждение о том, что Россия есть часть западного мира, как имеющего с ним единое христианское основание. Причем этот тезис объединяет как консерваторов, так и либералов, так как, по мнению и тех, и других – это есть основа стандартизации ценностей. Вместе с тем аксиологические типы культуры России и Запада различны, пожалуй, с эпохи Ренессанса: достаточно беглого сравнения русской иконографии ХIV–ХVI в. и западноевропейского библейской живописи того же периода. Налицо – различное восприятие Священной истории и различное отношение к приобщению к ней: от созерцания и исихазма в первом случае – к иллюстрации и любованию во втором. Нимбы западных святых – как награда за добрые дела, в то время как в русской иконографии – это нетварный свет преображенной личности, что достижимо лишь в синергии усилий Бога и человека. Эта «пропасть» в отношении восприятия христианских ценностей в России и на Западе давно замечена русскими философами. Так, еще Ф.И. Тютчев писал об «образовавшейся пропасти – не между двумя Церквами, ибо Вселенская Церковь Одна, но между двумя мирами, между двумя, так сказать, человечествами, пошедшими под двумя разными знаменами» [4, с. 301].