Третьим направлением, которое проникло с Запада в русскую литературу, было так называемое направление сантиментальное. Оно развивалось на Западе рядом с просветительным движением и было литературным выражением вкусов и взглядов усиливающейся буржуазии. Последняя не только выступила против дворянства в лице своих идеологов-просветителей, но и вызвала к жизни новые художественные образы, в которых отражались взгляды нового класса на человека, на жизнь, природу, нравственность и т. п. Вместо прежнего типа писателя придворного, в роде Корнеля или Расина, отражающего вкусы двора, изображающего высокие чувства или героические подвиги предков дворянской среды, возникает новый тип писателя, в роде английского романиста Ричардсона (1689—1761), труженика, пробивающего себе дорогу.

Вместо испорченного, распущенного и самолюбивого героя перед нами религиозный и чувствительный буржуа с семейными добродетелями и нравственными правилами. Рыцарские нравы, говорит Тэн, сгладили и унесли с собой поэтическую выразительность и картинность театральной сцены. Сглаживаются монархические нравы и уносят за собой остроумие и распущенность театра. Возникают буржуазные нравы и приносят с собой наклонность к кабинетному и практическому учению. Возникает потребность в книгах, которые читаются у камина в деревне, в своей семье; к этому ряду произведений обращаются талант и творчество. Постепенное перенесение центра умственной жизни из среды придворного дворянства в среду купечества сопровождалось глубокими изменениями в миросозерцании европейского общества и в его литературе. В. Н. Фриче так характеризует этот переворот: «Всем своим душевным складом «чувствительный» человек представлял резкий контраст господствующей аристократии. Для аристократа XVIII века любовь была лишь мимолетным наслаждением, лишь пикантным времяпрепровождением, для «чувствительного» человека она была всепоглощающею страстью.

Об’ективные условия того времени, когда дворянство еще прочно стояло у власти, позволяли только очень немногим отойти от дворянской точки зрения и стать более решительно на точку зрения третьего сословия. Среди этих немногих самое крупное место принадлежит Александру Николаевичу Радищеву (1749—1802). Он ближе всех подошел к правильной оценке положения дел и часто проницательным взором видел тогда еще скрытую туманом даль будущего. Правда, в своей знаменитой книге «Путешествие из Петербурга в Москву», в которой он нарисовал картину безотрадного бытия тогдашней России, он, подобно своим просвещенным современникам готов как-бѵдто стать на точку зрения просвещенлого абсолютизма.

Он часто упоминает о благих намерениях монархов, и, если Россия представляется ему в виде смерти в изображении Тредьяковского (эпиграфом к своей книге он выбрал стих из поэмы Тредьяковского «Телемахида»: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй»), то ион готов верить, что все это от плохих исполнителей, и исцеление от зол он видит в страннице, в лице которой он аллегорически выводит «Истину» в главе «Спаская полесть». Эта странница снимает «бельма» с глаз царя. Она советует ему прогнать льстецов и карьеристов и призвать тех, кто «не тебя любят, но любят отечество, которые готовы всегда на твое поражение, если оно отмстит порабощение человека». Она преподает ему истины, в роде следующих: «Если из среды народныя возникает муж, порицающий дела твоя,ведай, что той есть твой друг искренний, чуждый надежды мзды, чуждый рабского трепета, он твердым гласом возвестит меня тебе. Блюлись и не дерзай его казнити, яко общего возмутителя».

Привидение Ивана Васильевича Грозного облюбовало Кремль и за его пределами никогда не появляется. И правда, не царское это дело. Появляется Иван Грозный тоже лишь по вполне царским поводам, предвещая смутные времена в жизни нашей страны.
Грозный не только сам является призраком, но и почти всех своих жен оборотил в привидения. Уникальный случай, кстати.

Иван Васильевич родился 25 августа 1530 года в селе Коломенском под Москвой. Он был сыном великого князя московского Василия III и Елены Глинской. По отцовской линии он вел свой род от Ивана Калиты, а по материнской – от Мамая, считавшегося родоначальником литовских князей Глинских. Бабка же его, Софья Палеолог, и вовсе была племянницей последнего византийского императора Константина XI.

Его отец, Василий III, предвидя свою скорую смерть, сформировал для управления государством «седьмочи-сленную» боярскую комиссию, которая должна была «беречи» Ивана до достижения тем пятнадцатилетия. Ближайшими претендентами на трон, кроме малолетнего Ивана, были младшие братья Василия, князь старицкий Андрей и князь дмитровский Юрий. Умер Василий III 3 декабря 1533 года, а уже через восемь дней основной претендент на трон – дмитровский князь Юрий был мертв.

Вышло так, что различные политические события рассеяли боярскую комиссию, и, чувствуя слабость власти, Андрей Старицкий в 1537 году попытался захватить трон. Но был заперт в Новгороде и, вынужденный сдаться, закончил жизнь в тюрьме.

Мать же Ивана, княгиня Глинская, жила с Иваном Федоровичем Телепневым-Овчиной-Оболенским. Это вызывало массовое осуждение, и Иван не мог этого не чувствовать. Оболенский же, удаляя из Москвы влиятельных бояр, все больше подминал под себя власть в государстве. Практически гамлетовская коллизия.

Твердость в предприятиях, неутомимость в исполнении — суть качества, отличающие народ российский. О народ, к величию и славе рожденный! Если они обращены в тебе будут на снискание всего того, что соделать может блаженство общественное!

Из «Сокращенного повествования о приобретении Сибири»

О! если бы тяжкими узами отягченные, яряся в отчаянии своем, разбили железом, вольности их препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своих господ и кровию нашею обагрили нивы свои! что бы тем потеряло государство? Скоро бы из среды их исторгнулися великие мужи для заступления избитого племени; но были бы они других о себе мыслей и права угнетения лишены. Но мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую; я зрю сквозь целое столетие.

Из «Путешествия из Петербурга в Москву», 1789

Из недр развалины огромной,
Среди огней кровавых рек,
Средь глада, зверства, язвы темной,
Что лютый дух властей возжег—
Возникнут малые светила;
Незыблемы свои кормила
Украсят дружества венцом
На пользу всех ладью направят
И волка хищного задавят,
Что чтил слепец своим отцом.

Из ОДЫ «Вольность», 1781 —1783

Крупным художником екатерининской эпохи был Денис Иванович Фонвизин (1745—1792), автор знаменитой комедии «Недоросль», до самого последнего времени не сходившей с подмостков русского театра.Комедия эта изображает самодурство помещиков. В центре—помещица Простакова и ее сын Митрофанушка, в лице которых выведены яркие представители грубости, невежества и деспотизма. Фонвизин несомненно находился под влиянием французских просветительных идей, но и он не дошел до понимания основных причин существующего зла. И ему в голову не приходила мысль о необходимости уничтожения крепостного права. Все дело в добродетельных чиновниках и помещиках.

Вот знаменитая проповедь Стародума, одного из героев фонвизинской комедии, устами которого автор излагает свои идеалы: «Ум, коль он только что ум, самая безделица. С пребеглыми умами видим мы худых мужей, худых отцов, худых граждан. Прямую цену уму дает благонравие: без него умный человек—чудовище…Подумай,-что такое должность? Это тот священный обет, которым обязаны мы все тем, с кем живем и от кого зависим. Если б так должность исполняли, как об ней твердят, всякое состояние осталось бы при своем любочестии и было бы совершенно счастливо. Дворянин, например, считал бы за первое бесчестие не делать ничего, когда есть ему столько дела: есть люди, которым помогать; есть отечество, которому служить.

Наиболее ярким выражением просветительных стремлений екатерининской эпохи явились сатирические журналы. Первый из них («Всякая всячина») затеяла сама Екатерина. Она помещала здесь статьи, в которых в общем добродушно («в улыбательном роде») посмеивалась над недостатками тогдашнего общества. Вслед за «Всякой всячиной» появились журналы «Трутень», «Живописец», «Кошелек» и др.

Создателем их и главным автором был Николай Иванович Новиков (1744—1818), один из самых замечательных людей этого времени. В образной форме он выводил живые фигуры, в которых обличал грубость и невежество, фатовство, пристрастие к французском}’, распущенность высших классов, взяточничество в судах и в канцеляриях, злоупотребления помещиков на почве крепостного права. Его обличительная проповедь привела в конце концов его в Шлиссельбургскую крепость в конце царствования Екатерины.