Есть истины, которые от частого повторения до такой степени становятся обыденностью, что никому не приходит в голову задуматься над их возникновением. В беседах ими пользуются как математическими символами, не думая^ о сущностном смысле и генезисе. А ведь такие истины, прежде чем стать аксиомами, прожили бурную молодость, своим новаторством вызывая энтузиазм у одних и ненависть и отрицание у других. В каждой из них запечатлены драматические, подчас очень своеобразные извивы человеческих судеб, ума, жаждавшего знаний человека-открывателя, боровшегося за признание своего научного завоевания, часто одновременно героя и мученика в борьбе с апатичным мнением современников.

Каждый школьник знает, что историю материальной культуры человечества мы делим на три основополагающие стадии развития: каменную эпоху, бронзовую и железную. Наши примитивные предшественники имели под рукой камень в неограниченном количестве. Поэтому они использовали его в качестве сырья для ору/шй и с течением веков достигли такого совершенства, что топорики или ножи, серпы и наконечники стрел эпохи неолита доставляют нам сегодня эстетическое удовольствие благодаря изумительным формам и отполированной поверхности. Только значительно позднее, причем очень ме/шенно, постепенно, камень стал уступать место изделиям из меди, затем из бронзы, пока, наконец, в результате переселения народов в мире не распространилось искусство плавки железа, зародившееся в XIV в. до н.э. где-то в горах Армении.

Собственно, с николаевской эпохи, особенно с 30-х или, вернее, с 40-х годов, можно вести начало новейшей русской литературы, если понимать под ним начало той формы освободительного движения, того направления общественного сознания, которое в конечном результате привело к Октябрьской революции. Процесс перерождения дворянско-усадебного быта в буржуазно-городской вызвал к жизни так называемую литературу 40-х годов, литературу кающегося либерального, гуманного дворянства; этот процесс обусловил появление разночинца в литературе, придавшего ей новые формы и новое содержание. Николай всю жизнь не мог забыть декабрьское восстание. Все его царствование держалось определенной системой, системой сыска.

Он сам был жандармом на престоле и был окружен искусными сыщиками и жандармами. Система сводилась к подавлению всяких проявлений свободной мысли, к водворению рабской покорности, к уничтожению самодеятельности живых общественных сил. До какой степени правительство было проникнуто презрением к общественной инициативе, видно из следующего случая. В журнале «Современник» появилась статья, высказывавшая несколько, казалось бы, самых благонамеренных мыслей об университетах.

Борьба за обладание балтийскими берегами, за свободный выход в море для сношений с другими европейскими народами велась русскими в течение нескольких столетий. Главным врагом здесь были шведы. Швеция стремилась к распространению своей власти над жившими к востоку от нее финскими племенами, и в конце концов овладела всей Финляндией и южным побережьем Финского залива, Эстляндией и Лифляндией. После событий крестьянской войны в начале XVII столетия, Россия оказалась совершенно отрезанной от выхода в Балтийское море.

Петр I вынужден был 21 год (1700—1721) воевать со шведами, чтобы пробить свободный морской путь в западные страны. Еще задолго до окончания своей победоносной войны, завершившей присоединение к России всего течения реки Невы, Ингрии (впоследствии составившей Петербурскую губернию), Эстляндии и Лифляндии с прилегающими к ним островами, Петр в 1703 г. в устьях реки Невы на первом завоеванном клочке Балтийского побережья, почти что на расстоянии одного пушечного выстрела от границы, основал г. Петербург, столицу своей империи.

В преддверии 74-летней годовщины нападения гитлеровской Германии и её сателлитов на СССР была предпринята попытка установить в Санкт-Петербурге на фасаде здания по адресу Галерная, 31 мемориальную доску «генерал-лейтенанту русской армии Карлу Густаву Эмилю Маннергейму». Тот факт, что он, будучи главнокомандующим вооруженными силами Финляндии, участвовал в блокаде Ленинграда, инициаторов затеи не смутил. По сообщениям СМИ, этими инициаторами были Военно-историческое общество и министр культуры России Владимир Мединский. Их поддержали «Известия» и «Комсомольская правда», дружно поместив статью Шамира Исраэля. Он поучал: «России нужно не стыдливо, не украдкой, но гордо и публично открыть мемориальную доску, чтобы это дошло до ушей самого глухого финна. Чтобы напомнить финнам – с Россией лучше дружить. А сегодняшним врагам России дать сигнал: незлопамятная Россия может простить прошлую вину и дать им шанс исправить свои ошибки, как исправил маршал Маннергейм…» Вот только блокада Ленинграда – это такая «ошибка», исправить которую нельзя.

91 год назад в этот день, 21 января 1924 года, остановилось сердце человека, имя которого, вне всякого сомнения, известно всему миру. Но одни — ничтожная часть населения нашей планеты, до сих пор скрежещут зубами, вспоминая его, а другие — подавляющее большинство — бережно чтят  его память, до сих пор считая этого человека своим великим вождем.

Владимир Ильич Ленин…

Мое поколение, родившееся в 60-е годы, выросло с этим именем. В детстве он был для нас «дедушкой Лениным», про которого мы в детском саду пели песни:

«Чей портрет я вижу дома,
В светлой комнате своей?
Чье лицо нам всем знакомо?
Кто был лучший друг детей?
Это Ленин дорогой,
Это Ленин наш родной…»

Повзрослев, мы уже знали, что Ленин был великим революционером, организатором и вождем русского рабочего класса, сумевшего в 1917 году свергнуть власть ненавистных помещиков и  буржуев и установить свою власть — власть трудового народа. Что он — основатель того государства, в котором мы живем — могучего и сильного, самого передового и свободного в мире — Советского Союза. Песен о нем мы уже не пели, но относились с большим уважением, правда, забыв при этом о главном — о том деле, которому он посвятил всю свою жизнь и которое мы, как его наследники,  обязаны были продолжить. Мы должны были доделать то, что он не успел — достроить новое общество — коммунистическое, в котором не будет классов, эксплуатации и угнетения. Нам почему-то казалось, что главное уже сделано, что коммунизм должен прийти как-то сам собой, без особых на то наших усилий. А мы должны просто жить, хорошо учиться в школе, ходить на работу, растить детей и не особо лезть туда, куда не просят — в вопросы управления нашим государством, а значит и своей собственной жизнью.

В 1875 г. была введена новая структура ротного внутреннего управления: вместо капральств и десятков рота теперь делилась, как и в строю, на 4 полувзвода и 8 отделений. За полувзвод отвечал полувзводный (старший унтер-офицер), за отделение заведующий отделением (младший унтср-офицер или ефрейтор). Многочисленные перемены коснулись структуры запасных и резервных войск. Постепенно отказались от содержания резервных и запасных подразделений действующих полков и батальонов; при этом в августе 1864 г. сформировали 70 резервных пехотных и 10 резервных стрелковых батальонов, но с 1873 г. их начали постепенно расформировывать.

Начавшиеся военные действия вновь заставили возобновить формирование резервных батальонов, которые сводились в резервные пехотные полки и резервные пехотные дивизии. После войны ряд батальонов упразднили, а часть обратили на составление 1—96-го резервных пехотных (кадровых) батальонов, сведенных в 1—24-ю резервные пехотные дивизии; во время боевых действий каждый батальон должен был развернуться в пятибатальоииый полк. Уже в апреле 1879 г. для этих полков и дивизий были назначены новые номера: для дивизий от 42-го до 65-го, для полков — от 165-го до 236-го. Кроме упомянутых формирований, продолжали существовать линейные батальоны, гарнизонные и внутренние гарнизонные батальоны и полу батальоны (переименованные позже в губернские, а затем — в местные); с 1863 г. стали формироваться крепостные батальоны, а затем и полки.

С упразднением Корпуса Внугрсннсй Стражи 13 августа 1864 г. структура пехоты стала выглядеть следующим образом: полевыми войсками считались пехотные дивизии и стрелковые бригады; местными — резервные батальоны, крепостные войска, губернские батальоны и уездные команды. Линейные батальоны оставались по-прежнему на особом положении, как подразделения, сочетающие в себе черты полевых и местных войск. 27 марта 1856 г. пехотные корпуса стали именоваться армейскими (1 —6-й).