Битва за Москву: воспоминания Хрулева
Вот что записал Хрулев в своих воспоминаниях.
Наступило тревожное 16 октября. Немцы захватили Истру, Солнечногорск, а отдельные танки прорвались к Кубинке, Яхроме и Дмитрову. Смертельная опасность надвигалась на Москву. Утром мне позвонил начальник Генерального штаба маршал Шапошников. Он передал мне приказ Сталина об эвакуации. Ставка переезжает в Арзамас, тыловые органы — в Куйбышев. Он просил подготовить поезд для сотрудников Генштаба.
Часов в 10 утра я вышел на улицу и увидел большую колонну — конную и автомобильную. Она двигалась во Владимир. Это был второй эшелон Западного фронта. Меня это поразило: почему тыл Западного фронта отходит так далеко от своего фронта — на 200 километров? Плохой признак!
Предо мной возникали новые задачи: как быть с имуществом, которое находится в Москве? Развести его по фронтам или вывезти вглубь страны? Как подготовить обеспечение армии в связи с эвакуацией? Я пришел в Ставку и предложил Сталину направить в Куйбышев ряд управлений, но от каждого управления оставить в Москве крупную оперативную группу, которая бы смогла заниматься вопросами железнодорожного и автомобильного подвоза, эвакуацией раненых, снабжением войск фронта теплым имуществом, продовольствием, горюче-смазочными материалами и другими важными жизненными вопросами для действующих фронтов. Сталин согласился и разрешил мне пробыть в Москве еще сутки, но перед выездом в Куйбышев доложить ему, как обстоит дело.
На следующий день я вновь доложил Сталину, что обстановка требует, чтобы я остался в Москве и занимался вопросами эвакуации различного рода учреждений, институтов и оказания помощи в эвакуации гражданских учреждений. Сталин опять согласился и сказал — вопрос о выезде из Москвы мы еще раз обсудим.
17 или 18 октября я встретился с Микояном и узнал, что по решению ГКО он должен выехать в Куйбышев. Я заявил, что его отъезд в Куйбышев крайне нежелателен, так как он принимал большое участие в материальном обеспечении армии, в работе промышленности на армию и в других вопросах. Микоян ответил, что он не возражает, если я поставлю этот вопрос перед Сталиным.
Я в тот же день доложил об этом Сталину, но он резко отверг мое предложение. И только после того, как я ему доказал, что с деятельностью Микояна связаны поставки Вооруженным Силам горючего, продовольствия, обмундирования, медико-санитарное имущество и многие другие виды материальных средств, не входящих в компетенцию начальника тыла Советской Армии, Сталин заявил:
— В Куйбышев выезжают все посольства, а товарищ Микоян ближе всех связан с иностранцами по линии внешней торговли, пусть Микоян пробудет в Куйбышеве 7—5 дней и после этого вернется в Москву.
Микоян пробыл в Куйбышеве всего 3 дня и вернулся обратно.
Иначе реагировал на все происходящее секретарь МК товарищ Щербаков. Он каким-то образом узнал, что у нас на Главном складе интендантства в Москве хранится 500 тысяч пар обуви и много другого имущества, предложил мне раздать это населению.
Я сказал Щербакову:
— Мне непонятно ваше предложение, войну мы кончать не собираемся, сдаваться на милость немцев тоже, следовательно, мы должны дорожить всеми ресурсами, которые у нас имеются.
Около 12 часов 17 октября я увидел неприглядную картину: офицеры выходили из помещения, где был расположен Штаб тыла, и выносили шапки-ушанки, теплые перчатки, подшлемники и другие вещи зимней одежды. Я немедленно вошел в Штаб тыла и потребовал от генерала Мидовского объяснения, кто ему дал распоряжение раздавать теплые вещи офицерами Штаба, которые сидят в помещениях, когда эти вещи нужны для тех, кто находится в поле. Миловский не знал, чье это распоряжение, но через 20—30 минут он мне доложил:
— Этивещи раздает одна из производственных артелей, которая работает на армию, а раздается по распоряжению МК партии.
Я тут же позвонил Щербакову, заявил ему свое отрицательное отношение к его распоряжению. Он мне ответил:
— Все делается правильно, по моему разрешению, а вы свое имущество додержите на складах до прихода немцев, я об этом доложу Сталину.
Я настаивал на своем:
— Военных вещей раздавать не буду и считаю это недопустимым.
Щербаков все же доложил Сталину. Но Верховный сказал, что я прав. Раздача вещей была прекращена, но за один день 16 октября было потеряно много имущества.
Много различных учреждений и предприятий бросали свои склады и уезжали в Горький. У причалов Московского речного вокзала стояли загруженные баржи текстилем, различного рода суконными и готовыми изделиями. Но все это не отправлялось, стояло на месте, а люди куда-то уехали. Я поручил разослать интендантских работников по железным дорогам и водным путям, чтобы выяснить, что мы можем спасти и как мы можем это сделать.
Наркомат внешней торговли оставил на холодильнике большое количество мехов, приготовленных для экспорта, — около 100 вагонов. Меха мы забрали, погрузили в вагоны и направили в Казань на склад вещевого управления главного интендантства. Это имущество пробыло в наших руках почти полгода и только после запросов Микояна, не находится ли такое имущество у нас, мы предложили Наркомату внешней торговли забрать эти меха.
16—17—18 и вплоть до 20 октября была самая тяжелая обстановка в Москве. Наркоматам и организациям, академиям и институтам была дана команда об эвакуации. Все предъявили Наркомату путей сообщений громадные невыполнимые требования по подаче вагонов для эвакуации имущества, людей, различного рода архивов и проч. и проч. Вокруг вагонов создался ажиотаж, который принял явно ненормальный характер. ГКО вынес решение о назначении А.И. Косыгина уполномоченным по эвакуации Москвы. Здесь столкнулись интересы двух сил — армии — тыловиков — с одной стороны, и гражданских организаций — с другой стороны. Мы убедились, что без согласованного распределения вагонов и платформ работать нельзя. Решили, кому, когда и сколько вагонов выделять, будем рассматривать мы, военные, вместе с гражданскими потребностями. Это согласование дало очень хороший результат.
Между 18 или 20 октября, теперь точно не помню, ночью, часа в два позвонил мне Сталин:
— Правительству нужно немедленно 3000 автомобилей под эвакуацию из Москвы в Горький государственного резерва мяса, сахара и других очень ценных продуктов.
Я доложил:
— У нас мало автомобилей, и эту просьбу мы выполнить не можем.
Сталин повышал тон. Но и я настаивал на своем — автомобилей просто нет.
После длительного разговора я обещал выделить 1000—1200 автомобилей в распоряжение товарища Косыгина, который обязан был заниматься эвакуацией этих продуктов. Но эвакуация этих резервов полностью все же не состоялась, потому что не нашлось железнодорожных вагонов и автомобилей, которые могли бы поднять такую массу продуктов, да еще и в короткий срок. Мы по крохам собирали и выделяли небольшими партиями автомобили и вагоны.
Железные и шоссейные дороги были забиты эвакуирующимися. Забиты не только организованными перевозками, но главным образом стихийно отъезжающими из Москвы организациями, которые имели в своем ведении машины. Эта организации мешали нам организованно провести эвакуацию.
Начиная с октября месяца было отправлено из Москвы не одна тысяча вагонов заводского оборудования. Загруженные оборудованием вагоны загромождали московский железнодорожный узел и затрудняли эвакуацию самой Москвы. Кроме того, требовался порожняк, а порожняк трудно было подвести к Москве, так как железнодорожные пути были забиты вагонами с оборудованием.
Несмотря на эти трудности, Наркомат путей сообщений не внес в Правительство ни одного рационального предложения, каким образом защитить Москву, Московский железнодорожный узел от загрузки вагонами, каким образом обеспечить провозную способность дорог, идущих к фронту, чтобы нормально питать войска. Наркоматы требовали вагоны, и, несмотря на сопротивление Наркомата путей сообщения, они все-таки эти вагоны получали, положение с каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее.
К этому времени погода резко изменилась, начались сильные морозы с метелями. Немцы были очень плохо одеты, не имели средств против замерзания воды в радиаторе автомобилей. Они сразу же оказались прикованными к помещениям. Наша армия, привыкшая к суровым зимним условиями и очень хорошо снабженная теплыми вещами, переносила холода прекрасно. Мы постарались все теплое имущество развести по фронтам еще до 1 октября. Но были у нас и курьезные случаи.
17 или 18 октября Булганин доложил Сталину, что фронт не имеет теплого имущества, в результате чего войска не могут развивать активных боевых действий. Сталин сразу позвонил мне и в очень раздраженной форме начал спрашивать:
— Как могло случиться, что нет теплого имущества, как могло случиться, что такой фронт, как Западный, на который возложена ответственность за защиту Москвы, оказался без теплого обмундирования?
Он не скупился на угрозы, даже на арест и расстрел! Я отвечал:
— Булганин не знает, что у него на фронте имеется. Фронт получил 200 тысяч полных комплектов теплого обмундирования.
Сталин потребовал:
— Дайте точную справку: где и что находится! Разговор этот был под утро, примерно в 11—12 часов такую справку доставили Сталину. О дальнейшей судьбе этого вопроса я узнал от Микояна, он передал мне, что Сталин, получив мою справку, вечером в той же резкой форме, как он разговаривал со мной, отчитывал Булганина.
Но я еще до этого утром разыскал Булганина и спросил:
— На каком основании вы делаете необоснованные заявления Сталину?
Он мне ответил:
— Мой доклад Сталину обоснован, и я готов в любую минуту ответить за свое заявление!
Булганин и Мехлис друг перед другом старались сообщить Сталину самые сенсационные новости и, как правило, попадали пальцем в небо. Но на неверную информацию Сталин реагировал болезненно, такие заявления порождали подозрения на честных людей в предательстве, шпионаже и прочих страшных грехах. Только эти два члена Военного Совета — Булганин и Мехлис — отличались этими талантами, тогда как другие члены Военного Совета, даже члены Политбюро, например Н.С. Хрущев и АА Жданов, никогда не позволяли себе обращаться к Сталину с такими заявлениями, даже если у них были основания. Прежде всего они вели разговор с людьми, которые имели к этому отношение, и стремились сами разобраться с возникшими затруднениями.
Октябрьские события 1941 года также показали, как неправильно относились к Сталину некоторые соратники из его окружения — Берия, Маленков, Молотов наперебой уговаривали Сталина покинуть Москву. Их интересовала не сама Москва, они больше всего старались показать Сталину свое угодничество и свою заботу о сбережении его жизни. Все было подготовлено к тому, чтобы Сталин покинул Москву, но, видимо, в Сталине заговорило здоровое чувство, он понял, что если покинет Москву, то Москву безусловно сдадут немцам. Не трудно было предвидеть и заранее можно сказать, что творилось бы в Москве, если население узнало, что Сталин оставил ее.
Власик, начальник охраны Сталина, рассказывал:
«Был разговор на эту тему между Сталиным и Ждановым. «Хозяин» твердо и решительно заявил, что не может быть и речи об этом: он остается на своем посту в Москве. Но мы все-таки на всякий крайний случай сформировали специальный небольшой поезд, который уже находился в полной готовности к отбытию. Товарищ Сталин знал об этом».
В последующем Вознесенский, Калинин, Поскребышев и некоторые другие руководящие работники подтвердили, что Сталин действительно не собирался эвакуироваться куда-либо из Москвы…
Но решение на эвакуацию Москвы он принял.
См. также
Карпов В.В. “Генерал армии Хрулев. Все для Победы. Великий интендант.”
Другие новости и статьи
« Устанавливается ли статус ветеранов боевых действий участникам стратегической операции «Анадырь»?
Запись создана: Вторник, 3 Декабрь 2019 в 0:01 и находится в рубриках Вторая мировая война, Управление тылом.
метки: битва, Москва, Хрулев, эвакуация, тыл
Темы Обозника:
COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медикаменты медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение охрана патриотизм пенсии подготовка помощь право призыв продовольствие расквартирование ремонт реформа русь сердюков служба спецоперация сталин строительство управление финансы флот эвакуация экономика