«Позади Москва, отступать некуда!»

9 Май 2019

#война#Москва#Хрулев

Парад — это хорошо, битва за Москву тоже идет своим чередом, но начальнику тыла надо было подумать и о будущем, надо кормить армию.
Хрулев вспоминает:
Много было забот у Сталина в эти дни, иногда он был очень раздражен. Вдруг он позвонил мне и спросил:
— Где начальник Главного артиллерийского управления Яковев?
Я ответил:
— Не знаю, где он находится. Генерал-полковник Яковлев не мой подчиненный.
— А вы кто?
— Я начальник тыла Советской Армии и Ваш заместитель.
— Вот именно, — сердито сказал Сталин.
— Вы, как мой заместитель, обязаны знать, где Яковлев! Найдите его немедленно!

Яковлева я нашел и сообщил ему о вызове Сталина. Такое бывало не раз — грубил и даже угрожал, но скоро забывал об этом и на другой день разговаривал как ни в чем не бывало.

Сталин сочетал в себе две черты, которые у других людей не уживаются. Он доверял людям и, как я уже отмечал, часто подписывал документы, не читая их.

Он доверял человеку, которого уже проверил раньше. И в то же время Сталин был болезненно подозрителен. Думаю, эта подозрительность явилась следствием постоянного воздействия на него Берии, Мехлиса, Щаденко и других, которые пугали его сообщениями о заговорах.

Эвакуация Москвы продолжалась. За последние две недели октября значительная часть наркоматских учреждений и органов была вывезена в различные города Сибири и Средней Азии. Одновременно с эвакуацией велась огромная работа по укреплению обороны Москвы и обеспечению армии.

Тем временем на передовой шли тяжелые бои. Защитники столицы стояли насмерть. Лозунг «Позади Москва, отступать некуда!» стал законом для обороняющихся.
Я опускаю многие героические подвиги тех дней, они широко известны и к нашей теме прямо не относятся.
Собирался ли Сталин покидать Москву? По его указанию Хрулев подготовил специальный поезд, который стоял в постоянной готовности.

Много ходит слухов насчет возможного отъезда Сталина, некоторые говорят, колебался, даже на вокзал однажды приехал. Но слухи, как всегда, противоречивы. Лучше других отвечает на этот вопрос сам Сталин. Этот ответ слышал генерал-авиатор Голованов, который находился в кабинете Верховного.

Вот что написал он позднее в своих воспоминаниях:
В октябре 1941 года, в один из самых напряженных дней московской обороны, в кабинете Сталина раздался телефонный звонок. Сталин, не торопясь, подошел к аппарату. При разговоре он никогда не прикладывал трубку к уху, а дерзкая ее на расстоянии громкость была такая, что находившийся рядом генерал Голованов слышал все.
Звонил корпусной комиссар Степанов, член Военного совета ВВС. Он доложил, фронта.
— Как там у вас дела ? — спросил Сталин.
— Командование обеспокоено тем, что штаб фронта находится очень близко от переднего края обороны. Нужно вывести на восток, за Москву, примерно в район Арзамаса. А командный пункт организовать на восточной окраине Москвы.
Воцарилось довольно долгое молчание.
— Товарищ Степанов, спросите в штабе, лопаты у них есть? — не повышая голоса, сказал Сталин.
— Сейчас. — И снова молчание. —А какие лопаты, товарищ Сталин?
— Все равно, какие.
— Сейчас… Лопаты есть, товарищ Сталин.
— Передайте товарищам, пусть берут лопаты и копают себе могилы. Штаб фронта останется в Перхушкове, а я останусь в Москве. До свидания. — Он произнес все это спокойно, не повышая голоса, без тени раздражения, и не спеша положил трубку.
Создалось очень сложное положение у обеих сторон — и у наступающих, и у обороняющихся. Казалось бы, в самой сложной ситуации полководец волен выбирать любую форму маневра для того, чтобы выполнить задачу, которая перед ним стоит, то есть успешно наступать или успешно обороняться. Но это только теоретически, потому что каждый раз полководец зависит от многих условий, от обстановки, сложившейся в данном конкретном случае. Это особенно наглядно видно в той ситуации, о которой идет речь.
Фельдмаршал фон Бок не мог продолжать наступление. Операция «Тайфун», по сути дела, захлебнулась.
А в «Волчьем логове» между тем, при очередном разговоре с Галъдером, Гитлер сказал начальнику генштаба, чтобы он напомнил Боку о ранее поставленных целях: не только о взятии Москвы, но и выходе к Ярославлю, к Рыбинску, а может быть, и к Вологде. Гальдер тут же сообщил фон Боку это пожелание фюрера, но Бок, не скрывая злости, ответил: «А где же я возьму войска?» Он понял: нависает катастрофа. Фон Бок был близок к отчаянию. И в этот момент ему позвонил начальник оперативного отдела генштаба Хойзингер:
— Фюрер хочет знать, когда можно будет объявить об окружении Москвы?
Бок не стал с ним говорить и потребовал к телефону главнокомандующего Браухича.
Интересный разговор состоялся между фон Боком и Браухичем.
Бок: Положение критическое. Я бросаю в бой все, что у меня есть, но у меня нет войск, чтобы окружить Москву.. Я заявляю, что силы группы армий «Центр» подошли к концу.
Браухич: Фюрер уверен, что русские находятся на грани краха. Он ожидает от вас точного доклада: когда же этот крах станет реальностью?
Бок: Командование сухопутных войск неправильно оценивает обстановку…
Браухич: Но за исход операции отвечаете вы!..
Бок: Верховное командование просчиталось. Прошу доложить фюреру, что группа не может достичь намеченных рубежей. У нас нет сил. Вы меня слышите?
Браухич: Фюрер хочет знать, когда же падет Москва?
Понимая, что Браухич или умышленно не слышит его, или боится услышать, чтобы потом не сообщать неприятные вести Гитлеру, фон Бок после разговора по телефону послал ему еще телеграмму такого же содержания.
В общем, как видим, фон Бок понял, что катастрофа произошла. Словно добивая, 3 декабря, в день его рождения, ему со всех сторон стали докладывать: наступление прекратилось. Гепнер известил, что его танковая группа выдохлась окончательно, 2-я армия докладывала о том же, Гудериан прямо сказал о провале наступления.
29 ноября 1941 года Жуков позвонил Верховному Главнокомандующему и, доложив обстановку, попросил его дать приказ о начале контрнаступления. Сталин слушал внимательно, затем спросил:

А вы уверены, что противник подошел к кризисному состоянию и не имеет возможности ввести в дело какую-нибудь новую крупную группировку?
Противник истощен. Но если мы сейчас не ликвидируем опасные вражеские вклинения, немцы смогут подкрепить свои войска в районе Москвы крупными резервами за счет северной и южной группировки своих войск, и тогда положение может серьезно осложниться.

Поздно вечером 29 ноября Сталин принял решение о начале контрнаступления и предложил штабу Западного фронта представить план контрнаступательной операции. Утром 30 ноября представили Ставке соображения Военного совета фронта по плану контрнаступления, исполненному графически на карте с самыми необходимыми пояснениями.

Жуков направил с планом коротенькую записку Василевскому: «Прошу срочно доложить народному комиссару обороны товарищу Сталину план контрнаступления Западного фронта и дать директиву, чтобы можно было приступить к операции, иначе можно запоздать с подготовкой».

К графическому плану была приложена объяснительная записка о проведении этих контрударов. На этом плане Сталин написал: «Согласен» — и поставил подпись.

Из сказанного видно: инициатива контрударов принадлежит Жукову, но окончательное решение принимал Сталин.
О начале контрнаступления маршал Москаленко вспоминает следующее: "Говоря об особенностях контрнаступления против 2-й немецкой армии в районе Ельца, нужно прежде всего отметить, что оно началось с тех рубежей, на которые отошли наши войска только накануне вечером в ходе оборонительных боев. Иначе говоря, началось без предварительной подготовки и сосредоточения сил, прямо с ходу: вчера оборонялись, отступали, а сегодня перешли в наступление. Потребовалось, фигурально выражаясь, лишь повернуться через левое плечо и разить противника, под натиском которого мы еще вчера отступали"
Но при всем уважении к Жукову и его соратникам по Западному фронту, скажем прямо, со своими силами они далеко не продвинулись бы.

Сталин был хороший стратег, он знал, что судьбу сражения решают резервы, введенные в кульминационный момент битвы. Вот и при обороне Москвы он готовил такие стратегические резервы — формировал три армии скрытно не только от противника, но и от своих полководцев, которые вели бои на подступах к Москве.
Знал Сталин и то, что нельзя ни в коем случае не уловить этот критический момент.
В один из напряженных дней Сталин позвонил Жукову и спросил:
— Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас об этом с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.
Жуков некоторое время думал, наверное, эти секунды были для Сталина очень тягостны. Жуков же отчетливо понимал, какую ответственность он берет на себя любым — положительным или отрицательным — ответом. Проще было уклониться от однозначного суждения, но это было не в его характере. А главное — он был уверен, что предпринял все возможное и невозможное, чтобы отстоять столицу, поэтому твердо сказал:

Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее двух армий и хотя бы двести танков.
Это неплохо, что у вас такая уверенность.

Но формируемые армии Жукову не дал! А армии продолжал готовить.
В этой работе ближайшим помощником ему был Хрулев. Кроме обеспечения фронтов, которые вели бои, формирование трех армий требовало больших усилий от работников тыла.

См. также

19 октября 1941 года

Битва за Москву: воспоминания Хрулева

В битве за Москву

7 ноября 1941 года: парад на Красной площади

Карпов В.В. “Генерал армии Хрулев. Все для Победы. Великий интендант.”

Другие новости и статьи

« Леонид Сергеев – «Колоколенка»

Постановление о подарках для бойцов Красной Армии »

Запись создана: Четверг, 9 Май 2019 в 0:10 и находится в рубриках Вторая мировая война, Финансовое.

метки: война, Москва, Хрулев, сталин