28 Март 2019

Михаил Бакунин

oboznik.ru - Михаил Бакунин
#Бакунин#история#великийроссиянин#мысль#философия

Михаил Александрович Бакунин происходил из старинной и богатой дворянской семьи. Его отец, Александр Михайлович, долго служил при российских посольствах в различных государствах, а возвратившись в Россию, жил помещиком в своем имении Премухино в Тверской губернии. Здесь в мае 1814 г. и родился старший из шести братьев Бакуниных Михаил. До 14 лет он воспитывался дома. В 1828 г. родители поместили его в Петербургское артиллерийское училище. Резкий переход из свободной поэтической обстановки родного дома в казенную атмосферу военного заведения произвел на Бакунина глубокое впечатление. «Из родного премухинского мира я вдруг попал в новый совершенно чуждый мне мир, — писал Бакунин в одном из писем. — Я вдруг узнал всю черную, грязную и мерзкую сторону жизни…» В — произведен в офицеры и направлен в одну из артиллерийских бригад, квартировавших в Минской губернии. Жизнь в глуши, в обществе офицеров, с которыми у него не сложились отношения, была тяжела. В 1835 г. Бакунин подал в отставку и решил посвятить себя научной деятельности. Перебравшись в 1836 г. в Москву, он близко сошелся здесь с философским кружком Николая Станкевича, познакомился с Белинским, а позже — с Герценом. Под влиянием новых друзей он увлекся немецкой философией, в особенности Фихте и Гегелем, и вскоре сделался заметной фигурой в среде московских гегельянцев. По свидетельству близко знавшего его Анненкова, Бакунин «господствовал над кружком философствующих». «Страсть к витийству, врожденная изворотливость мысли… и, наконец, всегда как-то праздничная по форме, шумная, хотя и несколько холодная, малообразованная искусственная речь. Однако же эта праздничная речь и составляла именно силу Бакунина, подчинявшую ему сверстников…»

По словам Герцена, «Бакунин обладал великолепной способностью развивать самые абстрактные понятия с ясностью, делавшей их доступными каждому…

Бакунин мог говорить целыми часами, спорить без устали с вечера до утра… И он был всегда готов разъяснять, объяснять, повторять без малейшего догматизма. Этот человек рожден был миссионером, пропагандистом, священнослужителем… Вся жизнь его была подчинена лишь одной пропаганде».

Потребность знания, «жажда ничем не удовлетворенная», как говорил Бакунин, звала его в Берлин, в «Мекку всех философов» того времени. В октябре 1840 г. он уехал за границу и, поселившись в Берлине, с головой ушел в изучение истории философии, логики, эстетики, теологии, физики. Он даже стал студентом Берлинского университета. Днем, когда начинались занятия, Бакунин слушал лекции-, вечерами занимался или с сестрой Варварой, или с новыми друзьями. (В Германии он познакомился с Тургеневым, который потом дал много бакунинских черт герою своего известного романа «Рудин».) Помимо философии он много занимался музыкой и литературой. Однако по прошествии двух лет чисто научные интересы постепенно отступают у Бакунина на второй план.

Он начинает живо интересоваться политической жизнью Германии, сближается с радикальной молодежью и в 1842 г. помещает в «Немецком ежегоднике» Руге большую статью «О реакции в Германии». Тогда же он принял решение никогда больше не возвращаться в Россию. «Я не гожусь теперешней России, — писал он брату Николаю, — я испорчен для нее, а здесь я чувствую, что я хочу еще жить, я могу здесь действовать, во мне еще много юности и энергии для Европы».

В 1843 г., узнав, что прусская полиция установила за ним наблюдение, Бакунин отправился в Швейцарию, потом в Париж. Он знакомится со многи” ми известными революционерами (среди его знакомых был и Карл Маркс, с которым он впервые встретился в 1844 г. в Париже). Переезжая из одной страны в другую, встречаясь с множеством новых идей, он вскоре пропитался идеями и духом европейского революционного движения. Сфера интересов Бакунина расширяется — он увлекается социалистическими и коммунистическими идеями, изучает политэкономию. Большое влияние на формирование его мировоззрения имели идеи Прудона, изложенные в книге «Что такое собственность?» («Собственность — это кража», — отвечал на этот вопрос Прудон и призывал к безжалостному разрушению существующего строя, отмене всех норм буржуазной жизни.) Герцен, приехавший в 1847 г. в Париж, был поражен тем, насколько далек был уже Бакунин от реалий русской жизни. Он был недоволен, пишет Герцен, что новости, «мною привезенные, больше относились к литературному и университетскому миру, чем к политическим сферам. Он ждал рассказов о партиях, обществах, о министерских кризисах (при Николае!), об оппозициях (в 1847 г.!)… Он слишком разобщился с русской жизнью и слишком вошел в интересы «всемирной» революции и французских вопросов, чтобы понимать, что у нас появление «Мертвых душ» было важнее назначения двух Паскевичей фельдмаршалами и двух Филаретов митрополитами. Без правильных сообщений, без русских книг и журналов он относился к России как-то теоретически и по памяти, придающей искусственное освещение всякой дали».

В ноябре 1847 г. на собрании польской эмиграции, посвященном очередной годовщине польского восстания 1831 г., Бакунин произнес пламенную речь, направленную против российского самовластия. Она имела огромный успех и была перепечатана в немецких и чешских демократических газетах. В ответ русский посол Киселев потребовал от французского правительства выслать Бакунина из Франции. В декабре Бакунин переехал в Брюссель, но прожил там не долго — в конце февраля 1848 г. во Франции началась революция.

Вскоре пришло известие о свержении короля Луи Филиппа. «Лишь только я узнал, что в Париже дерутся, взяв у знакомого на всякий случай паспорт, отправился обратно во Францию, — писал впоследствии Бакунин. — Но паспорт был не нужен, первое слово, встретившее нас на границе, было: «В Париже объявлена Республика». Месяц, проведенный в Париже, был, по его словам, временем «духовного пьянства». Он вспоминал: «Я вставал в пять, в четыре часа поутру, а ложился в два; был целый день на ногах, участвовал решительно во всех собраниях, сходбищах, клубах, процессиях, прогулках, демонстрациях — одним словом, втягивал в себя всеми чувствами, всеми порами упоительную революционную атмосферу». В статье, опубликованной в это время, Бакунин писал, что революция еще только начинается, а закончится она только тогда, «когда Европа, вся Европа, не исключая и России, превратиться в федеративную демократическую республику». В конце марта Бакунин уехал В.Германию. До июня он прожил в Бреславле, стараясь установить связи с польскими эмигрантами, потом поехал в Прагу на Славянский конгресс и участвовал в восстании, поднятом в чешской столице 12 июня. «Я пробыл в Праге до самой капитуляции, — писал он, — отправляя службу волонтера: ходил с ружьем от одной баррикады к другой, несколько раз стрелял, но был, впрочем, во всем этом деле как гость, не ожидая от него больших результатов».

После капитуляции Праги Бакунин жил то в Бреславле, то в Берлине, то а Котене, то в Лейпциге. Наконец он нашел убежище в Дрездене. Установив связь с чешскими революционерами, он готовил новое пражское восстание.

Однако события в Саксонии смешали его планы. В начале мая 1849 г. в Дрездене вспыхнуло восстание. Саксонский король бежал, в городе было создано временное правительство Бакунин, вспомнив свое офицерское прошлое, возглавил оборону Дрездена. Положение его было не простым — ему приходилось командовать людьми штатскими, плохо подготовленными. Дисциплина была низкой, приказы Бакунина выполнялись медленно или совсем не выполнялись. Тем не менее он проявил поразительную выдержку и хладнокровие, до конца оставаясь на своем посту. В течение двух дней восставшие отражали атаки королевских войск (к которым пришло на помощь несколько прусских полков). 9 мая, видя безнадежность дальнейшего сопротивления, Бакунин вывел повстанцев из города. В тот же день в Хемнице он был арестован.

Бакунина заключили в дрезденскую тюрьму, а потом перевели в крепость Кенигштейн. В ходе следствия было доказано не только активное участие Бакунина в дрезденском восстании, но и его попытка поднять восстание в Праге. В январе 1850 г. он был приговорен к смертной казни. 12 июня саксонский король заменил ее пожизненным заключением, а через два дня Бакунина выдали австрийским властям. Австрийцы заточили его сначала в пражскую тюрьму, а потом, в марте 1851 г., перевели в крепость Ольмюц. Здесь он был помещен в строго изолированной камере и для большей надежности еще прикован цепью к стене. Охрану нес взвод солдат. В течение года суд расследовал обстоятельства подготовки пражского восстания и 14 мая приговорил Бакунина к смертной казни через повешение. Как и в Саксонии, смерть была заменена пожизненным заключением. Впрочем, содержать такого опасного преступника на своей территории австрийцы не собирались. В тот же день его передали российским властям. Бакунина доставили в Петропавловскую крепость и заключили в Алексеевском равелине. Никаких допросов не было.

Только через два месяца шеф жандармов граф Орлов пришел к нему в камеру и передал слова Николая I: «Государь прислал меня к вам и приказал вам сказать: скажи ему, чтоб он написал мне, как духовный сын пишет духовному отцу. Хотите вы написать?» Бакунин согласился и через месяц написал свою известную «Исповедь» (она была обнаружена в архивах и опубликована в 1921 г.). Этот любопытный документ подробно рассказывает о пребывании Бакунина за границей и о мотивах, заставивших его обратиться к революции. «Исповедь» весьма внимательно была прочитана императором и наследником.

Затем об узнике, казалось, забыли, оставив его томиться в одиночном заключении. Для Бакунина это была худшая из всех возможных пыток. Позже он рассказывал Герцену: «Страшная вещь — пожизненное заключение. Каждый день говорить себе: «Сегодня я поглупел, а завтра буду еще глупее». Со страшною зубною болью, продолжавшейся по неделям (результат цинги)… не спать ни дней, ни ночей, — что б ни делал, что бы ни читал, даже во время сна чувствуешь какое-то неспокойное ворочание в сердце и в печени с вечным ощущением: я раб, я мертвец, я труп…» «Вы никогда не поймете, — писал он в одном из писем родным, — что значит чувствовать себя погребенным заживо… чувствовать себя полным самоотвержения, способным ко всяким жертвам и даже героизму… — и видеть, как все эти порывы разбиваются о четыре голых стены…» В марте 1854 г. Бакунина перевели из Петропавловской крепости в Шлиссельбургскую. Здесь его также было приказано содержать в «лучшем и самом надежнейшем из номеров секретного замка» и «иметь за ним бдительнейшее и строжайшее наблюдение». В феврале 1855 г., после смерти Николая I, когда объявлены были амнистия и различные послабления политзаключенным, родные стали хлопотать о несчастном узнике. Но все было тщетно. В начале 1857 г. Бакунин отправил Александру II письмо, полное глубокого покаяния. Император написал на его прошении: «Другого для него исхода не вижу, как ссылку в Сибирь на поселение». Но для Бакунина, после семи лет одиночного заключения, это, несомненно, была большая милость.

Местом проживания ему была назначена Нелюбинская волость. Однако губернатор Западной Сибири Гасфорд ввиду плохого здоровья ссыльного разрешил ему поселиться в Томске.

Проживая в этом городе, Бакунин познакомился с семейством Квятковских и вскоре увлекся молоденькой 17-летней девушкой Антониной Ксаверьевной Квятковской. В октябре 1858 г. он женился на ней. Весной 1859 г.

Бакуниным позволили переехать в Иркутск, в Восточную Сибирь. Тамошний губернатор граф Муравьев-Амурский, родственник Бакуниных, принял в его судьбе большое участие. С его помощью Бакунин получил разрешение на свободное перемещение. Этим правом он и воспользовался для достижения долгожданной свободы. Летом 1861 г. (уже после отставки Муравьева) Бакунин по поручению купца Собашникова отправился на Амур для постройки торговых и промышленных предприятий. Добравшись до Николаева, он на клипере «Стрелок» поплыл на пост Де-Кастри, который ему надо было осмотреть с коммерческими целями. По пути он пересел на американское судно, ведомое «Стрелком» на буксире, и добрался на нем до Японии. В начале сентября в Иокогаме ему удалось сесть на другой американский корабль, доставивший его в Сан-Франциско. (Как удалось ему осуществить этот дерзкий побег, по сей день остается тайной. Очевидно, он имел могущественных покровителей, но пособничество их не было доказано.) Из США Бакунин в декабре того же года прибыл в Лондон, где жили Герцен и Огарев. «В нашу работу, в наш замкнутый двойной союз, взошел новый элемент, или, пожалуй, элемент старый, воскресшая тень сороковых годов и всего больше 1848 г., - писал Герцен. — Бакунин был тот же, он состарился только телом, дух его был молод и восторжен… Фантазии и идеалы, с которыми его заперли в Кенигштейне в 1849, он сберег и привез их через Японию и Калифорнию в 1861 г. во всей целости… Тогдашний дух партий, их исключительность, их симпатии и антипатии к лицам и пуще всего их вера в близость второго пришествия революции — все было налицо». Бакунин быстро вошел в близкий Герцену круг европейских демократов, проживавший тогда в Лондоне, и тут же с кипучей энергией погрузился в революционную работу. Ближайшей своей целью он считал поднять славянские народы, объединить их в борьбе с Российской, Османской и Австрийской империями с тем, чтобы создать на их развалинах федеративное славянское государство. Он взялся за это сложное и совершенно нереальное дело с горячностью, свойственной людям 40-х гг. Герцен, который к этому времени прошел через многие разочарования и с большим скепсисом смотрел в будущее, не без иронии писал о тогдашнем Бакунине: «Он спорил, проповедовал, распоряжался, кричал, решал, направлял, организовывал и ободрял целый день, целую ночь, целые сутки. В короткие минуты, остававшиеся у него свободными, он бросался за свой письменный стол, расчищал небольшое место от золы и принимался писать — пять, десять, пятнадцать писем в Семипалатинск и Арад, в Белград и Царьград, в Бессарабию, Молдавию и Белокриницу. Середь писем он бросал перо и приводил в порядок какого-нибудь отсталого далмата и, не кончивши своей речи, схватывал перо и продолжал писать, что, впрочем, для него было облегчено тем, что он писал и говорил об одном и том же. Деятельность его, праздность, аппетит и все остальное, как гигантский рост и вечный пот, — все было не по человеческим размерам, как он сам, а сам он — исполин с львиной головой, с всклокоченной гривой».

Впрочем, события, казалось, развивались в нужном ему направлении — в 1863 г. вспыхнуло польское восстание. Одновременно с Герценом установили связь члены недавно возникшей в России тайной организации «Земля и воля», готовившие восстание крестьян. У Бакунина появилась надежда объединить два этих движения. В марте 1863 г. на пароходе «Ворд Джексон» с грузом оружия и двумястами польских патриотов он отправился к берегам Литвы. Но прежде, чем пароход прибыл в Палангу, стало известно о поражении действовавших в Литве польских отрядов и о том, что русские войска готовятся к встрече «Ворда Джексона». Пароход вернулся в Швецию и здесь был задержан местными властями. Экспедиция не удалась. Вскоре стало известно и о разгроме «Земли и воли». Бакунину ничего не оставалось, как уехать из Швеции, не достигнув ни одной из поставленных целей.

В январе 1864 г. вместе с женой, которая приехала к нему в Стокгольм, Бакунин переехал во Флоренцию (в 1865 г. он поселился в Неаполе). Неудачи изолированных национальных движений все более приводили его к мысли о необходимости организации Международного тайного революционного общества освобождения человечества. (Позже оно получило название «Интернационального братства».) Со свойственным ему размахом Бакунин задумал создать в Европе гигантскую сеть строго законспирированных революционных ячеек, которые были бы заняты подготовкой новой мировой революции.

Немедленно взявшись за воплощение своего замысла, он завязывает многочисленные связи в Италии, снова едет в Стокгольм, чтобы заручиться поддержкой шведских и финских революционеров. На обратном пути он заехал в Лондон, где возобновил свое знакомство с Карлом Марксом. Маркс как раз заканчивал создание Международного товарищества рабочих — I Интернационала. Картина широкого международного рабочего движения, которую развернул перед ним Маркс, произвела на Бакунина огромное впечатление, и он заявил о своем намерении присоединиться к Интернационалу.

Впрочем, учение Маркса о пролетарской революции и диктатуре пролетариата никогда не были органически близки Бакунину. Свои собственные революционные взгляды он изложил в том же году в небольшой работе «Международное тайное общество освобождения человечества». Главная цель этой организации заключалась в построении такой общественной системы, где каждый индивид мог бы в полной мере осуществить свою индивидуальную свободу, возможную лишь при действительном равенстве всех его членов. Для организации такого общества, писал Бакунин, необходимо прежде всего отменить право собственности и право наследования, ввести свободу брака, провозгласить равенство мужчины и женщины, организовать общественное воспитание всех детей. Единственным производителем богатств должен стать труд всех членов общества. В области политической это общество должно было организоваться снизу вверх, без той жесткой централизации, которая свойственна всем современным государствам. Ячейкой его должна была стать территориальная община, «маленький мир, независимый и основанный на индивидуальной и коллективной свободе всех ее членов». Федеральный союз общин должен был образовать округ или провинцию. Управлением, администрацией и судом провинции поручалось ведать законодательному собранию, состоящему из депутатов всех общин, и президенту. Однако последние не имели права вмешиваться во внутренние дела общин. Нация складывалась из федерального союза провинций, а международная федерация — из наций, желающих в нее войти.

Бакунин хорошо понимал, что задуманная им организация общества в настоящий момент неосуществима. Требуется длительная подготовительная работа, которая, возможно, растянется на десятилетия. Ее и должно было осуществлять создаваемое им Международное общество. «Как иезуиты, — писал он, — создавшие тайные общества с лучшей в мире организацией, неустанно и ожесточенно трудились свыше двух веков, чтобы уничтожить всякую свободу в мире, мы, желающие ее торжества, основали общество на длительный срок, которое должно нас пережить и которое будет распущено только тогда, когда вся его программа будет выполнена».

Эти идеи развивались и дополнялись в другой работе — «Революционный катехизис». Здесь говорилось, что так как свобода всех народов солидарна, то и отдельные революции в отдельных странах должны быть солидарны, что «отныне в Европе и во всем цивилизованном мире нет больше революций, а существует лишь одна всеобщая революция… и что… все особые интересы, все национальные самолюбия, притязания, мелкие зависти и вражда должны теперь слиться в одном общем универсальном интересе революции». О характере будущей народной революции Бакунин писал: «Она начнется с разрушения всех организаций и учреждений: церквей, парламентов, судов, административных органов, армий, банков, университетов и проч., составляющих жизненный элемент самого государства. Государство должно быть разрушено до основания… Одновременно приступят в общинах и городах к конфискации в пользу революции всего того, что принадлежало государству; конфискуют также имущество всех реакционеров…» Капиталы, фабрики, орудия труда и сырье должны быть переданы рабочим ассоциациям, земля — крестьянским общинам. Таковы были основные положения созданного Бакуниным учения, получившего название анархизм.

Основу своему «Братству» Бакунин положил в Италии, образовав вместе с несколькими единомышленниками Союз Социалистической Демократии.

Однако большого числа сторонников он в этой стране не нашел и в 1867 г: перебрался в Женеву — центр революционной эмиграции. Но и здесь его попытки найти сторонников своих идей не привели к значительным результатам. Тогда он понял, что вести дальнейшую революционную работу вне Интернационала, за которым шли рабочие большинства европейских стран, бессмысленно. В июле 1868 г. он вступил в его Женевскую секцию и вскоре занял в ней ведущее положение. Однако с самого начала Бакунин не собирался работать на основе принципов, сформулированных Марксом. Целью его была пропаганда через Интернационал своих взглядов и распространение их среди широких кругов рабочих. С этой целью он преобразовал в октябре 1868 г. свое «Братство» в «Альянс социалистической демократии» и попросил Генеральный совет Интернационала принять его национальные секции в состав Международного товарищества на правах самостоятельной организации. Летом 1869 г. его просьба была удовлетворена, но уже в сентябре того же года на Базельском конгрессе Интернационала между сторонниками Маркса и сторонниками Бакунина началась открытая дискуссия. (Главным пунктом разногласий стал вопрос об отмене права наследования, на котором настаивали анархисты. Голоса разделились поровну, никакой резолюции по этому вопросу принято не было.) Эти идейные расхождения привели в конце концов к разрыву между Марксом и Бакуниным. Анархистские теории Бакунина нашли последователей и получили распространение среди рабочих Испании, Италии и Южной Франции. Только английские и немецкие рабочие в большинстве своем были верны марксизму. Поскольку ясно было, что спор идет о том, какое течение станет главенствующим в международном рабочем движений, борьба приняла бескомпромиссный характер. Марксисты подняли против Бакунина резкую и часто несправедливую кампанию во всех подконтрольных им газетах. Анархисты отвечали им так же жестко (однако до личных выпадов против Маркса Бакунин никогда не опускался). Одно обстоятельство, сильно повредившее репутации Бакунина, вскоре позволило Марксу взять над ним верх.

Имея своих сторонников во многих странах, Бакунин, конечно, мечтал о создании своей организации в России. Это было естественное желание, но как раз в этом направлении его ожидал один из самых жестоких проколов в его политической карьере. В марте 1869 г. в Женеву приехал молодой студент Петербургского университета Сергей Нечаев. Встретившись с Бакуниным, он сообщил, что явился как представитель революционного комитета, что за спиной его стоит мощная организация столичной молодежи и что сам он был арестован и бежал из Петропавловской крепости. Как выяснилось позже, все это была ложь. Однако Бакунин поверил Нечаеву сразу и безоговорочно.

«Я сказал себе и Огареву, — писал он позже Нечаеву, — что нам нечего ждать другого человека, что мы оба стары, и что нам вряд ли удастся встретить другого подобного, более призванного и более способного, чем Вы, что потому, если мы хотим связаться с русским делом, мы должны связаться с Вами, а не с кем другим». Бакунин выдал Нечаеву мандат, что он является представителем русского отдела «Всемирного революционного союза», снабдил его программными документами и большой суммой денег (последние дал Огарев).

Среди документов, полученных Нечаевым, была прокламация «К молодым братьям» за подписью Бакунина, в которой содержался призыв к молодежи идти в народ. В брошюре «Постановка революционного вопроса» этот призыв получил конкретное развитие: революционная молодежь должна находиться среди народа, чтобы объединить его разрозненные силы в грядущих народных бунтах. В этой же брошюре содержались любопытные рассуждения Бакунина о природе этих бунтов. Бунт, согласно его теории, существует в двух видах: бунт мирного сельского населения и разбойный бунт. «Разбой — одна из почетнейших форм русской народной жизни, — писал Бакунин. — Он был со времени основания московского государства отчаянным протестом народа против гнусного общественного порядка… Разбойник — это герой, защитник, мститель народный, непримиримый враг государства и всего общественного и гражданского строя, установленного государством…» (В этой апологии разбойного мира сказался исповедуемый Бакуниным культ народа, преклонение перед «бессознательным» и стихийным в его жизни.) Еще более одиозный характер имела брошюра «Начало революции», которая, возможно, была написана самим Нечаевым, развившим и точно выразившим идеи, которые сам Бакунин никогда так определенно не высказывал. Брошюра провозглашала две главные идеи: террор и допустимость любых средств для достижения революционной цели. «Дела, инициативу которых положил Каракозов, — говорилось здесь, — …должны перейти, постоянно учащаясь и увеличиваясь в деяния коллективных масс… с… суровой, холодной, беспощадной последовательностью… Данное поколение должно начать настоящую революцию… должно разрушить все существующее сплеча, без разбора, с единым соображением: скорее и больше. Формы разрушения могут быть различны. Яд, нож, петля и т. п… Революция все равно освящает в этой борьбе… Это назовут терроризмом!

Этому дадут громкую кличку! Пусть! Нам все равно!»

Снабженный всей этой литературой и получив благословение Бакунина, Нечаев отправился в Россию, где попытался создать свою террористическую организацию. Последствия Нехаевского дела, закончившегося мрачным уголовным преступлением и громким политическим скандалом, известны. Узнав об истинном положении дел, Бакунин был потрясен. Летом 1870 г. он писал Нечаеву: «Я не могу Вам выразить, мой милый друг, как мне было тяжело за Вас и за самого себя… Вы нам систематически лгали. Значит, все ваше дело проникло протухшей ложью, было основано на песке. Значит, ваш комитет — это Вы… Значит, все дело, которому Вы так всецело отдали свою жизнь, лопнуло, рассеялось, рассеялось как дым…» Тягостно было сознавать старому революционеру, что он обманут мальчишкой, который грубо и бесцеремонно использовал его в своих целях, тяжело было признать, что его имя серьезно скомпрометировано обстоятельствами Нехаевского дела, но все же отношение Бакунина к Нечаеву оставалось сложным. Узнав, что последний схвачен швейцарской полицией и выдан России, он высказал в письме Огареву уверенность, что Нечаев будет вести себя как герой и никогда не изменит своим принципам (в этом он не ошибся).

Новый революционный подъем, начавшийся в Европе в 1870 г., отвлек Бакунина от русских дел. После сентябрьской революции во Франции пал режим Второй империи. Во многих французских городах власть переходила в руки коммун, причем среди руководителей восстаний на юге Франции было много последователей Бакунина. 15 сентября он сам приехал в Лион. Его квартира стала штабом по подготовке нового выступления. 17 сентября на митинге, организованном анархистами, было принято решение о создании Центрального комитета спасения Франции. 25 сентября на новом митинге приняли разработанную им программу. В ней сообщалось об упразднении административной и правительственной государственной машины, о создании во всех федерированных коммунах комитетов спасения Франции и об образовании революционного конвента Франции в Лионе. 27 сентября на заседании Центрального Комитета Бакунин выступил с призывом к вооруженному восстанию. На другой день вооруженные рабочие взяли ратушу. Бакунин вышел на балкон и произнес перед рабочими страстную речь. Но уже через несколько часов батальоны национальной гвардии установили в городе свой контроль. Бакунин едва не попал в руки своих врагов и вынужден был бежать из города. Он поселился в Марселе и стал собирать своих сторонников для нового выступления, но все было тщетно — народ не проявлял революционной активности и занял выжидательную позицию. «Ну, брат, день ото дня хуже, — писал Бакунин Огареву, — …народ молчит, устрашенный казенным республиканским террором». Полиция охотилась за Бакуниным. Чтобы выехать из страны, он остриг свою великолепную шевелюру, сбрил бороду, надел синие очки и вернулся в Швейцарию глубоко удрученный поражением.

Тем временем борьба между бакунистами и марксистами в I Интернационале обострилась до предела. Осенью 1872 г. на Гаагском конгрессе Бакунин и анархисты потребовали распустить Генеральный совет, отказаться от авторитарных принципов в управлении и отменить внутри Товарищества всякую власть. Предложение поддержали многие секции. Угроза для Маркса была серьезная. Чтобы отразить удар, он занялся сбором на Бакунина компрометирующих материалов. Особенно много для очернения лидера анархистов дала ему связь его противника с Нечаевым. Специальная комиссия, рассмотрев все доставленные по просьбе Маркса документы, признала, что деятельность Бакунина, как в данном вопросе, так и в некоторых других, в корне противоречила статутам Интернационала и порочила его в глазах мировой общественности. После этого большинство делегатов проголосовали за исключение Бакунина. Изгнанный из I Интернационала, Бакунин созвал в Сент-Имье конгресс своих сторонников, которые объявили об образовании своего собственного, анархистского интернационала. (Он, однако, просуществовал недолго и распался сразу после смерти Бакунина.) Между тем после появления осенью 1873 г. главной книги Бакунина «Государство и анархия» его идеи стали приобретать все больше сторонников в России. Для многих русских юношей и девушек знакомство с этой книгой стало в подлинном смысле слова поворотным пунктом в их жизни. В своем труде Бакунин призывал молодежь оставить науку, которая не может определить будущие формы народной жизни (ибо только сам народ в состоянии выработать их), и идти поднимать крестьян на всеобщее народное восстание.

Главное несчастье крестьянства он видел во внутренней замкнутости всех сельских общин и этим объяснял неудачи и разрозненность всех крестьянских бунтов. Поэтому первоочередная обязанность революционной молодежи состояла в «установлении всеми возможными средствами и во что бы то ни стало живой бунтовской связи между разъединенными общинами». Для этого следовало идти в народ, «ибо вне народа, вне многомиллионных рабочих масс нет больше ни жизни, ни дела, ни будущности». Этот призыв нашел горячий отклик в сердцах молодежи и положил начало знаменитому в нашей истории «хождению в народ». С него же берет начало такое важное явление русской жизни как народничество.

Впрочем, сам Бакунин, оторванный от России, имел очень смутное представление о том, какое влияние имела его книга на родине. После неудачи с Нечаевым все его внимание было обращено на международное революционное движение. Последним крупным событием в его жизни стала Испанская революция. Влияние анархистов в этой стране было чрезвычайно велико, и когда в феврале 1873 г. кортесы под давлением народа провозгласили республику, политическая власть во многих городах перешла именно в их руки.

Страна распалась на отдельные кантоны, вступавшие между собой в федеративные связи. Однако, как и следовало ожидать, в условиях гражданской войны такое государственное устройство себя не оправдало. Пользуясь тем, что силы революционеров оказались раздробленными, что они так и не смогли создать единой армии, монархисты разгромили каждый кантон по отдельности, объединили страну и вновь восстановили монархию.

Из-за болезней Бакунин не смог поехать в Испанию, как он предполагал сначала. Вместе с итальянскими анархистами он готовил в 1874 г. революционное восстание в Италии, которое предполагалось поднять летом 1874 г.

Начало ему должно было положить выступление повстанцев в Болоньє. Но накануне полиции стало известно о заговоре. Арестами и вводом войск власти сумели предотвратить выступление. Череда поражений тяжело подействовала на Бакунина. Возвратившись из Италии в Швейцарию, он объявил, что отходит от революционной деятельности. Последние годы его были омрачены мелочными ссорами со своими бывшими соратниками — итальянскими русскими анархистами, а также нищетой. Умер Бакунин в июле 1876 г. клинике доктора Фохта в Берне.

К.В. Рыжов

 

Другие новости и статьи

« Владимир Ильич Ленин

Александр Блок »

Запись создана: Четверг, 28 Март 2019 в 1:00 и находится в рубриках Николаевская армия, После Крымской войны.

метки:

Темы Обозника:

COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медикаменты медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение оружие охрана патриотизм пенсии подготовка помощь право призыв продовольствие расквартирование реформа русь сердюков служба спецоперация сталин строительство управление финансы флот эвакуация экономика

А Вы как думаете?  

Комментарии для сайта Cackle

СМИ "Обозник"

Эл №ФС77-45222 от 26 мая 2011 года

info@oboznik.ru

Самое важное

Подпишитесь на самое интересное

Социальные сети

Общение с друзьями

   Яндекс.Метрика