Комсомолец с Полесья
Старо Полесье.
Болота пахнут тиной, гниющей десятки лет. Тина по краям темных омутов лежит зеленая, мшистая, обманывающая. Деревья густятся непроходимыми чащами. За темными болотами староверы живут на лесных заимках, на пчельниках своих, богу своему по-старому молятся.
Угрюмо там.
Днем так-сяк. А ночью жутко.
Волки бродят стаями. На людей лесных из кустарников глазами злыми и жадными целятся, заблудившуюся скотину караулят. Ночами под самые околицы деревень подходят.
Много зверья в Полесье. Точно оно с древних времен не переводилось, а множилось. Много глухих краев в нашей стороне. И Полесье меж глухими краями может спор завести — чем оно не глуше той же самой Сибири?
Речицкий уезд в Гомельской губернии. От Гомеля на плохоньком пароходике со спотыканиями по мелям доплыть можно туда часов за десять.
Десять часов езды, и вот тебе старина полесская, где все еще вспоминаются как вчерашнее польская уния, костелы с насильниками-ксендзами… паны чванливые и свирепые… иезуиты страшные…
В Гомеле ребята в редакции сообщения по собственному радио принимают. В Речицком — гоняются по лесам с дубьем за зверями…
А пока расскажу, как из этого Речицкого уезда в Лоеве к нам на пароход комсомолец один сел.
Диковато все оглядывался, не зная, куда деть себя.
Ему, видно, казалось, что на него все смотрят и замечают каждое его движение, хотя на него почти никто не обращал внимания.
Долго и уныло искал себе место тихий парняга.
Я нашел ему место на лавке. Сели вместе. Понемногу он стал доверять мне. Кое-что рассказал:
— На Киевщину подаюсь. Браты послали до наших дядь-ков у коллектив. Поглядеть надо. Охоту маем свой коллектив зачать, да не знаем, как луччи.
А коллектив, где его «дядьки» работают, по его словам,— прекрасный коллектив. Учиться туда едет на лето комсомолец. Работать будет и понемногу приглядываться.
Этот парень совсем не так прост.
— Старое землепользование… убыточный труд… новые принципы…
Правда, он «принципы» произносит «прынцыпы», почему-то глотая последний слог, так что получается не «прынцы-пы», а «прынцы». Но суть не в этом. Он убежден в новых принципах землепользования, как уверен в комсомоле. Попробуйте поговорить с ним на эту тему — он своими неуклюжими, тяжелыми словами умеет комбинировать очень веские доводы, которых никак не разбить.
Он убежден в том, что знает. И может заражать своей убежденностью.
Таков-то он, комсомолец из Речицкого.
Мне потом на пароходе беспартийный старый инженер-мелиоратор, исколесивший все Полесье, рассказывал, все время разводя руками:
— Ну, знаете, батенька… меня не сагитируешь. Я старик. Но комсомол ваш… в это я верю. Это растут бестии, каких земля не видала.
И шептал:
— Вы поймите, встречаются такие самородки, что в тупик станешь. Откуда они взялись?
И не может инженер понять, что «недюжинные умы» были в деревне всегда. Он не может понять, что прежде с детства поповщина обволакивала паутиной неокрепший ум крестьянина, что вообще в деревне вся жизнь как-то устраивалась так, что крестьянин должен был тупеть.
Теперь иное.
Комсомольская голова мыслит светлей и, главное, свободней. И комсомолец из Речицкого уезда, из лесной волчьей деревни, может кое о чем потолковать с инженером, чем и ставит в тупик почтенного русского интеллигента.
Пусть Полесье, пусть «дикие края».
Но комсомол так ширится, что не может организация справиться с руководством, ибо не хватает руководителей.
Теперь по Гомелыцине идет землеустройство. Шестьдесят процентов населения уже землеустроено. Оказывается, в землеустройстве большую роль играл комсомол.
Мне об этом говорили землемеры. Мне то же самое рассказывал речицкий комсомолец.
— Для нас все равно — родственник ты или чужой. Мы — чтобы справедливо было.
И споры отцов при землеустройстве, всегда основанные на родстве и личных отношениях, решали комсомольцы. Молодежь деревенская воспитана по-новому…
— Мы — чтоб справедливо было.
Этим многое сказано, если это говорит крестьянин-подросток.
Это уже новый путь деревни, прокладываемый комсомолом.
— Ну, а как вы живете в своих лесах со стариками? — спрашивал я комсомольца.
Смеется:
— Ничего… Соберемся вечером, построимся в ряды вместе с беспартийными и запоем «Смело, товарищи, в ногу…
Эта песня, по его словам, старикам нравится.
Но вот запоют они «Интернационал», и старики заворчат:
— Опять проклятое запели.
Не любят старики слов «проклятьем заклейменный».
— Голодные и рабы — это про нас, а «проклятьем заклейменные»— это не про нас. Это, наверное, про каких-нибудь чернокожих.
И потому ворчат.
— Так, диду,— смеются ребята,— мы же вот учимся в ногу ходить. Может, где война буде, а мы уже и научи-мось строю.
— Ну та ладно,— одобряют диды,— та ладно… Пароход наш идет по Днепру. Волны мягко шуршат, как
шелк голубой. Темно-зеленые берега Украины лежат покойные, мирные, тихие.
Кружатся легкие белые чайки над гладью днепровской.
— Да, товарищ,— говорит мой спутник,— теперь у нас комсомол по-другому живет. Гляди как, а то скоро совсем в почтении у стариков будем.
Ник. ПОГОДИН
Июль 1925 г.
Другие новости и статьи
« Царь Петр — великий полководец
Запись создана: Воскресенье, 11 Август 2013 в 5:48 и находится в рубриках Вторая мировая война.
метки: комсомолец, товарищ
Темы Обозника:
COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медикаменты медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение оружие охрана патриотизм пенсии подготовка помощь право призыв продовольствие расквартирование реформа русь сердюков служба спецоперация сталин строительство управление финансы флот эвакуация экономика