Романтики Магнитостроя

Многие десятилетия назад первенец советской индустрии— Магнитогорский металлургический комбинат — дал стране чугун. Это была первая всесоюзная ударная комсомольская стройка. Среди строителей Магнитки постоянно находились журналисты «Комсомольской правды». В составе первых выездных редакций «Комсомолки» был и Семен Давидович Нариньяни, воспоминания которого публикуются здесь.
В Магнитогорске работало около десяти выездных редакций «Комсомольской правды»: в дни стройки, в дни пуска и освоения комбината, в дни войны и в послевоенные годы.
Стиль, методы работы каждой выездной редакции зависели от задач, которые ЦК комсомола ставил перед ней, и от состава работников этой редакции. Я принимал участие не во всех выездных редакциях, а только в четырех первых. И расскажу ободной из них. Той, которая в отличие от всех других выпускала газету не под нашим традиционным заголовком«Комсомольская правда» на Магнитострое», а под другим — «Даешь чугун»…
Лето 1931 года. Строительство у горы Магнитной вступило в самые горячие, ответственные дни. Собственно, не горячих, неответственных дней на этой стройке никогда и не было. Не успели еще молодежные бригады вырыть котлованы для первых двух домен, как на самом видном месте был установлен транспарант с надписью: «До пуска осталось 255 дней. Комсомолец! Что ты сделал, чтобы приблизить час первой плавки?» Дней до пуска остается меньше и меньше. Вчера на транспаранте было написано «99», сегодня уже —«98». И тут неожиданно начинаются перебои в монтажных работах. Железная дорога тормозит доставку трубопроводов и стальных листов для кожуха домны.
Коммерческий директор стройки звонит на узловые станции, просит, молит товарных агентов не задерживать магнитогорские грузы, а те отвечают: «Ваших вагонов у нас нет»-. Тогда по тем же телефонам звонит магнитогорский корреспондент «Комсомольской правды» и говорит не с агентами, а с секретарями комсомольских организаций:
— Помогите, организуйте контроль за отправкой наших грузов.
Первой откликается станция Карталы. Молодежь составила целый маршрут с нашими грузами, и комсорг станции, кстати, сам машинист-наставник, пригоняет этот маршрут на Магнитку. К маршруту, будто невзначай, комсомольцы прицепили и два «чужих» вагона — выездной редакции газеты «Гудок». Во время реконструкции сортировочных путей «Гудок» выпускал листовку. Месяц назад редакция окончила работу, уехала в Москву. А вагоны остались в тупике.
— Магнитке эти вагоны нужнее,— сказал машинист,— может, и вы надумаете выпускать листовку в помощь монтажникам.
Корреспондент «Комсомольской правды», осмотрев вагоны, засвистел на радостях. Все в вагонах было в порядке, наборные кассы, печатная машина.
Бегу р горком партии.
— Благословите, дайте «добро» на выпуск первой ночной газеты в Советском Союзе.
— Почему ночной?
— В этой смене больше всего непорядков.
— Хорошо,— сказал секретарь горкома партии,— я по-зконю в «Гудок», договорюсь о вагонах, а ты звони в «Комсомолку», проси в помощь литработников.
В Магнитогорске был большой корреспондентский корпус: спецкоры «Правды», «Известий», «Рабочей газеты», «Экономической жизни», ТАСС, «За индустриализацию», «Крокодила», «Уральского рабочего», «На смену…». Кроме того, были литераторы, маститые и начинающие. Жили мы дружно. Корреспондентов и литераторов не пришлось уговаривать принять участие в выпуске газеты. Увидели спецкоры вагон-редакцию в центре доменного участка и сами пришли, провели первое заседание редакции, придумали название газеты.
— Газета будет выпускаться сообща, не одной «Комсомолкой», так давайте дадим ей нейтральный заголовок: «Даешь чугун».
Горком партии утвердил заголовок. Литсотрудники у галеты «Даешь чугун» были, а полиграфистов — ни одного. Вместотого, чтобы писать передовую, пришлось сесть и сочинять объявление: «Первой в стране ночной газете «Даешь чугун» требуются 2 наборщика, 1 печатник, 1 корректор. Работники обеспечиваются мягким канапе в салон-вагоне».
В Магнитогорске было трудно с жильем, и выражение «мягкое канапе?», по тайной мысли редакции, должно было сыграть решающую роль в наборе рабочей силы. Когда спецкоры пришли на следующее утро в редакцию, типография была уже укомплектована рабочими.
Первый номер пошел в печать, как и было задумано, в два часа ночи.
У нас было правило: увидел безобразие — сначала устрани его, потом садись писать заметку. Скажем, в полночь на монтаже кауперов пошел брак. ЧП! Спецкор «Экономической жизни» 3. Островский взлетает по веревочной лесенке в люльку клепальщиков:
— Что случилось?
— Уголь мусорный, чадит. Заклепки не разогреваются докрасна.
Островский — на склад. А там только бабка Фрося.
— Почему уголь мусорный?
— Какой дают, такой мы и отпускаем клепальщикам.
— Где есть хороший уголь?
— На центральном складе.
Островский — туда, ищет заведующего. А его нет. Островский звонит в заводоуправление начальнику отдела снабжения—начальник дома, спит. Спецкор направляется к нему домой. Стучит в дверь, будит и ведет начальника снабжения чуть ли не рысью на угольный склад. Через час возобновившийся пулеметный стук пневматических молотков дает знать окрест: все в порядке. «Даешь чугун» помог!
На следующий день новая беда. Вышла из строя шестерня башенного крана. Приостановилась подача листов на верх домны. Новое ЧП приходится расследовать спецкору «Уральского рабочего» Юрию Чаплыгину (Юр. Чапу). Тот бежит к месту происшествия.
— Новая шестерня есть?
— А как же. В несгораемом шкафу у главного механика.
— Почему так далеко?
— Дальше положишь, ближе достанешь.
Час ночи. Главный механик спит. И Юр. Чап вместе с участковым механиком бежит, стучит к главному механику. Разбудили, приволокли в заводоуправление, а постовой не пускает их внутрь здания: ночь.
— Приведите коменданта, пусть он лично даст приказ. Теперь уже главному механику приходится бежать, будить,
вытаскивать коменданта. Прошло пятьдесят минут. Машинист башенного крана гудком дает знать, что железные листы домны с помощью ночной газеты снова стали курсировать по маршруту Земля — Воздух.
Вышло всего два номера газеты, а редактора вызвали уже на заседание бюро райкома партии.
— На вас поступила жалоба, вот от него,— сказал секретарь горкома и показал на начальника отдела снабжения.— Говори редактору в лицо, чем недоволен.
Начальник снабжения не заставил долго просить себя.
— Плохую моду взяла редакция. Ходят по домам корреспонденты, стучат в дверь, будят ответственных работников заводоуправления. Позавчера подняли меня посреди ночи, вчера — главного механика, а сегодня, глядишь, доберутся и доначальника строительства. Надо ударить по рукам корреспондентам.
— Зря хлопочешь обо мне,— сказал с места начальник строительства.— Если монтажные работы приостановятся по моейвине, пусть газета будит меня, скажу только спасибо.
— По рукам нужно ударить не корреспондентам, а лежебокам,— добавил секретарь горкома партии.
Слух о жалобе начальника отдела снабжения и разговоре, который состоялся на заседании бюро в связи с жалобой, распространился по всей стройке.
Быстро нашлись доброхоты, которые с утра звонили лежебокам:
— Хотите спать до утра без просыпу, обеспечьте ночную смену всем необходимым еще днем.
Дружный нажим газеты, членов бюро и доброхотов на нерадивых работников помог навести порядок не только в очной, нои в других сменах.
И вдруг редактору газеты звонит секретарь горкома партии:
— Приходи, будет неприятный разговор. Прихожу. Секретарь протягивает руку, здоровается.
— Твоей работой недоволен инспектор отдела кадров Ейбоженко. Пишет, ты покровительствуешь классово чуждымэлементам.
— Вот даже как?
— Сколько у тебя сотрудников в типографии?
— Печатник, две наборщицы, корректорша.
— Из четверых две графини: а именно корректор Нина Николаевна Орлова и наборщица Нина Борисовна Дмитриева. Графиню Орлову, пишет Ейбоженко, еще Пушкин критиковал. Классик сигнализировал,— улыбнулся секретарь,— а ты неприслушался. Помнишь:
Благочестивая жена
Душою богу предана,
А грешной плотию
Архимандриту Фотию.
В этой эпиграмме Александр Сергеевич, как выясняется. имел з виду легкомысленное поведение прабабушки твоей корректорши.
Улыбаюсь и я словам секретаря, спрашиваю:
— Почему легкомысленное поведение прабабушки может порочить репутацию правнучки?
— Порочит репутацию не правнучки, а спецкора «Комсомолки», он же редактор газеты «Даешь чугуна,— уточняет секретарь.— Выбери, какая из двух графинь нужна тебе меньше, и отправь ее в распоряжение отдела кадров, а я позвоню тому же Ейбоженко, попрошу подобрать графине-правнучке другую работу.
Орлова отправилась в распоряжение Ейбоженко, и читку корректуры редактору пришлось поручать активистам нашей редакции.
Быт ночной редакции был своеобразный. Жили по формуле Чапаева «Приходи ко мне в полночь и за полночь. …Чай пью—…чай пить садись». Чайник с кипятком и в самом деле стоял на редакционном столе всю ночь. Рядом с кипятком иногда стояло блюдечко с кусочками сахара, краюха хлеба. Люди из породы круглосуточно дежурящих на домне частенько заходили к нам в гости. Да и почему не зайти: в вагоне чисто, светло, имеется свободное купе с диванами, где можно и отдохнуть, поспать час-другой усталому человеку. Нашими гостями были прорабы, бригадиры, работники заводоуправления. И мы, не стесняясь, подсовывали заглянувшему к нам человеку на прочтение газетную полоску. Чаще других, да и лучше других держали корректуру парторг домны Колбин и ночной дежурный по гаражу шофер Женя Колышев.
Шофер, парторг, начальник стройки постигали премудрости корректуры: учились четко обозначать знаки, чтобы в их поправках могли разобраться наборщицы. В свою очередь, наборщицы с трудом привыкали распознавать руку корректоров, которых было много. И вот в тот самый момент, когда стороны вроде бы стали привыкать друг к другу, злосчастного редактора снова вызывают к секретарю горкома партии.
Новая жалоба была от уволенной корректорши графини-правнучки и начиналась сказочной запевкой:
«Жили-были в граде Москве две девушки. Работали они в типографии на Пятницкой улице. Сдна, а именно Нина Орлова, на должности корректора, вторая, Нина Дмитриева, наборщицей-ручницей. Начитались наши Нины заметок про Урало-Кузбасс и захотелось девушкам съездить за Уральский хребет, своими глазами посмотреть, своими носами понюхать, чем пахнет строительная романтика. Поехали на свой страх и риск, за свои собственные деньги в город Магнитогорск, и встретил там романтически настроенных девушек товарищ Ейбоженко и вручил каждой карточку учета рабсилы. Пращур Нины Орловой еще в каком-то из …надцатых столетий был возведен царем Горохом в аристократический сан графа Орлова-Чесменского. Корректор Нина Орлова, как человек честный, не скрывала этого и на вопрос учетной карточки — социальное про-схождение — ответила без утайки: дворянское, графиня. У второй Нины — Дмитриевой — происхождение было не аристократическое, а демократическое. Ей нужно было написать: рабочая, а эта дурочка, позавидовав биографии своей спутницы, пишет по ее примеру: графиня… Я понимаю конечно, две графини на четыре штатные единицы типографии много. Правильно, одну нужно было уволить, то какую? Ту ли несчастную, которая, не желая быть графиней, роилась таковой, или ту, которая, родившись в семье простого рабочего, решила из Дмитриевой стать Лжедмитриевой, добровольно сменив пролетарское звание на аристократическое. У какой из этих графинь вина перед своим классом больше?»
— Что же,— сказал молодой, неопытный редактор секретарю горкома,— вопрос задан логичный!
— Какой ты дашь ответ на этот вопрос? — спросил секретарь.
— Ту, уволенную графиню, восстановлю, эту, неуволенную, уволю.
— А завтра и эта графиня по примеру той запротестует. Напишет жалобу, скажет, что она графиня не по крови, а по собственной дурости и увольнять нужно не ее, а ту, другую. Что будешь делать тогда? Увольнять ту, восстановленную, и восстанавливать эту, уволенную? Возьми лучше Лжедмитриеву, выдери ее за уши, дай выговор, не увольняя.
Я так и сделал, только выговор дал не один на один, а на людях.
Монтаж шел к концу. Наконец, ко всеобщей радости читателей и издателей, «Даешь чугуна печатает в разделе хроники такую заметку: «Вчера на Магнитку приехала первая партия кладчиков огнеупорам.
Подходит к концу один ответственный этап стройки — монтаж, наступал другой — футеровка домен. Как-то вечером комсомольской домны Миша Заслав заходит в редакцию вдвоем с ладно сбитым, красивым пареньком и говорит:
— Знакомьтесь: Григорьев, председатель ячейки сквозного комсомольского контроля Ленинградского порта. Будете писать, отметьте — ленинградцы поставили рекорд. За три дня разгрузили иностранный пароход с огнеупорами, за шесть — доставили этот груз к нам по железной дороге.
— Хорошо, напишем!
— Написать мало,— говорит Заслав,— поручите кому-нибудь из ваших газетчиков, самому напористому, позвонить инженеру Арбенину, пусть покричит на него, погрозит фельетоном, заставит прислать на домну человек пятьсот на разгрузку кирпича.— Экспансивный молодой прораб тут же отвечает сам себе: — Пятьсот Арбенин не даст, нужно, конечно, и самим поискать людей на стороне.
Миша Заслав бежит в комсомольские бараки, а редактор перестает править заметки в завтрашний номер, и превратившись в десятника, звонит дежурному в гостиницу, пытается связаться с инженером, которому поручена организация субботников.
— Арбенин слушает. Что случилось?
— На домну прибыл состав с огнеупором. Срочно нужны люди для разгрузки.
— Какая разгрузка! Уже ночь. Музыкой домну я обеспечу. Людьми не могу.
— Попробую сбегать на Коксохим, сагитировать ночную смену,— говорит спецкор ТАСС Александр Смолян.
— А я пойду агитировать своих,— говорит второй Александр— Завалишин, спецкор «Крестьянской газеты»-, и бежит на плотину.
Первой прибыла на субботник музыка. Инженер Арбенин выполнил обещание: прислал духовой оркестр. Правда, неполного состава. Пришло всего три человека, принесли три трубы и барабан с тарелками. На призывные звуки оркестра внашу сторону густо пошли люди. Раньше других подошла колонна коксохимического комбината. Впереди спецкор Саша Смолян с красным флагом.
После вечернего спектакля пришли на субботник артисты местного театра, среди них молодой пианист Матвей Блантер.
Оркестр играет последний марш, и пустой состав отправляется к выходной стрелке. Евгений Воробьев, Исидор Шток и Семен Горелик садятся за пишущую машинку. Этой троице поручено писать отчет о субботнике.
— Сколько нужно строк?
— Тридцать!
Отвести больше строк для отчета молодому редактору мешало отсутствие фантазии. Если бы он знал в ту конкретную летнюю ночь 1931 года, кем станут через десять — двадцать— сорок лет участники субботника, все эти юноши и девушки!
Молодые магнитогорцы были прототипами героев в романе В. Катаева, в пьесе А. Завалишина «Стройфронт»-, в рассказах, повестях А. Малышкина, П. Низового, в стихах Демьяна Бедного, Бориса Ручьева. Жизнь главного героя романа «Пленум друзей»-, по признанию автора Н. Богданова, списана с жизни молодого инженера, прораба комсомольской домны Мишы Заслава.
Магнитогорец Евгений Майков не только хорошо строил, но и хорошо воевал на фронте. Опыт мирного и оборонного строительства Е. Майков, ныне генерал-лейтенант инженерных войск, описал в книге, которая известна как учебное пособие для студентов.
Главный разводящий на субботнике молодой инженер Иван Комзин после Магнитки принимал участие в возведении двухвеличайших плотин — Куйбышевской и Асуанской, причем был он уже не рядовым инженером, а начальником сначала одного, потом и другого строительства. Другой молодой инженер— Давид Райзер, пришедший на субботник вместе со строителями мартеновского цеха, принимал после Магнитки участие в строительстве многих заводов. Позднее он занимал пост министра.
Два магнитогорских комсомольца шофер-корректор Евгений Федорович Колышев и член бюро горкома ВЛКСМ Василий Павлович Лямов избирались секретарями обкомов партии.
Секретарь Магнитогорского горкома комсомола Григорий Николаевич Петелин был в течение многих лет членом Президиума ВЦСПС.
Мой сосед по комнате молодой музыкант Матвей Блантер стал всенародно известным композитором, автором «Катюши» и еще ста других песен.
Вспоминаю о встрече, которая произошла в конце субботника. Первый директор Магнитки Яков Семенович Гугель встретил на субботнике колонну фабзайцев. В этой колонне был Филатов, ставший много лет спустя одиннадцатым директором Магнитки. И о такой знаменательной встрече в отчете не было сказано ни слова. Кстати, этот отчет писали три хороших автора, и они трое тоже не бездельничали последние сорок лет. Евгений Воробьев, спецкор газеты «На смену», написал два романа — «Высота» и «Земля, до востребования», три тома рассказов и очерков. И. Шток — сейчас один изведущих драматургов страны. Семен Горелик, комсорг домны,— доктор технических наук, профессор Института стали и сплавов.
Грандиозный ночной субботник явился началом нового, завершающего этапа в жизни Магнитостроя.
Работы на домнах велись в хорошем темпе. И каждую ночь в два-три часа в вагон-редакцию со всех участков стройки приходили уполномоченные комсомольских ячеек за газетами.
Выпуск газеты «Даешь чугун» прекратился так же неожиданно, как и начался. Из редакции «Гудка» приехал редактор Вавилов с новым составом полиграфистов и журналистов, и передвижная редакция отправилась из Магнитки в Кузнецк заниматься своим прямым делом — помогать железнодорожникам прокладывать вторые пути Урало-Кузбасса.
Сем. НАРИНЬЯНИ
Другие новости и статьи
« О штрафах за невозврат тары…
Понятие специальных видов наказаний, применяемых к военнослужащим »
Запись создана: Понедельник, 12 Июль 2021 в 0:27 и находится в рубриках Межвоенный период.
метки: СССР, Магнитострой, комсомолец
Темы Обозника:
COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медикаменты медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение охрана патриотизм пенсии подготовка помощь право призыв продовольствие расквартирование ремонт реформа русь сердюков служба спецоперация сталин строительство управление финансы флот эвакуация экономика