Дарья-поджигательница
Разбирая старые фотопленки, я обнаружил съемку 1978 года . Велика же была радость, когда увидел изображение моей любимой бабушки Дарьи Ивановны Фомичевой. Радость усиливалась и от того, что пленку я считал утерянной. Первая моя встреча с бабуш кой состоялась летом 1941 года, когда Москву уже бомбили гит леровцы, а заботливая мама Фрося отвезла меня подальше от городских опасностей в ти хую деревню Бараново Тульской области. С бабой Дарьей я ребенком прожил до 1945 года. Узнал, ясное дело, многое о жизни бабули. На ее долю выпали особо тяжкие испытания. Первое из них раскулачивание. Экспроприация произошла в той же Тульской области, но в другой д ревне. Так что большая семья Фомичевых, спасаясь от репрессий, ударилась в 1930 году в бега. Дед Павел, баба Дарья, три дядьки, две тети приняли меня в свою семью.
Хотя и сами во всем нуждались. В декабре 1941 года при трескучих морозах и обжигающих вьюгах в Бараново вползла колонна немецких танков и иной техники. Вражеские солдаты перемещались в полугусеничных, покрытых брезентом ма шинах. Останавливаясь возле деревенских хат, захватчики, не мешкая, врывались в жилище, прихватывая с собой клубы морозного воздуха. Они устраивались, не спрашивая на то разрешения хозяев. Сама то деревенька им не была нужна, а вот то, что на военных картах она именовалась «разъезд 170 км», это дело иное. 170 километров по железной дороге отделя ли нашу деревеньку от столицы, а далее стальная магистраль вела в Тулу.
Ради того, что бы овладеть железной дорогой, незваные гости тут же развернули оборонительные работы. Прихода советских войск они ожидали с севера, от г. Лаптево. На тяжелые работы оккупанты выгоняли всех колхозниц. Мужчины то воевали, а мальчики подростки прятались от угона в Германию. В деревне никого не вешали, но сельсовет с красным флагом разнесли в щепки выстрелом из танка. А так же на ломаном русском языке огласили, что колхоз распускается, а налаживается частное фермерство. Все это бабу Дарью мало касалось. Она батрачила с утра до вечера, а дед Павел, израненный в Первую мировую, немцев не интересовал.
Через пару дней стали нарастать звуки выстрелов и взрывов снарядов. От Лаптево наступали батальоны нашей 340 й стрелковой дивизии. Атакующие двигались по снежному полю, имевшему наклон к деревне, что создавало почти идеальные условия для их отстрела из пул метов. Как то Дарья взяла меня с собой на пригорок, откуда про сматривалась редеющая цепь наших бойцов . Вытирая конца ми платка слезы, она причита ла: ой, родненькие, куда б вам спрятаться… Плакала и позже, когда мы свозили трупы бойцов к братской могиле…
Но истинный грохот войны раз дался еще через день. Заговорила артиллерия и наша, и немецкая. Палили и вкопанные в снег танки. Появились и самолеты, образуя над деревней своего рода карусель, в кото рой мелькали машины и со свастикой, и с красной звездой. Не сколько домов разворотило бомбами. Ожесточение огневым дуэлям придало и явление совет ского бронепоезда из за леса со стороны Тулы. Его орудия изрыгали снопы огня и дыма. Тогда были повреждены 4 фашистских танка, побита вражеская пехота.
Несколько дней на носили ущерб друг другу противоборствующие стороны. Поче му снаряды не долетели до на шего жилья так и осталось за гадкой. Перелом наступил, когда воз дух стали рвать залпы таинственных тогда «катюш». При этих звуках гитлеровцы стали метаться изобретательнее зайцев.
Паника среди них возникла просто животная. Да и командование их приказало отступать, оставляя технику сломанной. Однако бронетранспортеры для пехоты они настойчиво заводили, чтобы скорее исчезнуть. При этом «генерал мороз» всячес ки замедлял их действия. Бабу Дарью схватил за рукав светловолосый офицер, как потом уточнили финн. Заорал, махая руками,что надо греть мотор их транспорта. В подтвер ждение этой цели он стал выш выривать из избы все тряпки, которые поддержали бы костер. Тут мелькали и занавески, и сто птанные тапки, и лоскутные одеяла, и все, что горело.
То есть почти нищих еще и раздевали догола. То исчезая, то появляясь в снежной пурге, офицер принес канистру, плеснул жидкостью на тряпки и чиркнул зажигалкой. Сказав «гуд», он опять нырнул в хату, а Дарье показал угрожающий кулак. Уж не знаю, то ли вражеский кулак подействовал на раскула ченную Дарью, то ли еще что, но бабка приподняла канистру и облила керосином радиатор машины. Пламя, подхваченное пургой, быстро охватило весь транспорт. Офицер, разъяренный таким оборотом, шел к Дарье, расстегивая кобуру пистолета. Он уже и направил дырку ствола на мою бабулю, да тут послышался рев слонов, такие звуки издавала «катюша». Выскочил и другой офицер, постарше, что то рявкнул белокурому. И тот убежал вслед за старшим. А Дарья стояла, растопырив ноги и руки, видимо смирившись с тем, что сейчас ее прикончат. Но обошлось. Немцы откатились. Наши прошли по деревне. А в следующие годы к нам пожаловал голодомор. Никакого снабжения Бар ново знать не знало: ни мыла, ни сахара, про масло и не гово рим исчезли все предметы первой необходимости. Прикрыли школу четырехлетку.
В 1943 году на печке умер дед Павел, хрипло требуя: соли соли соли… его хоронили ба бушка, тетя Нюра и подросток Гурик. Несмотря на то, что от погоста до нашего жилья было не более 30 метров, процессию атаковал вражеский самолет. Но его пушечные очереди нико го не задели. Еще мне хорошо запомнилось, как бабуля вычесывала из моей головы вшей и гнид. Я это не любил, но она настаивала. До 1945 года к нам приезжала моя мама из Москвы, работавшая на авиазаводе. И привози ла объедки из рабочей столовой, которые скрашивали голодомор.
Баба Дарья бралась за самые тяжкие работы, поскольку колхозное начальство косо смотрело на ее кулацкое прошлое. Нередко ее направляли на лесоповал, поскольку для тульских шахт требовались деревянные опоры. Все это вызывало у бабули сильные простуды, а на руках обозначились бугры полиартрита. Меня моя мама увезла в Москву в 1945 году. Как раз успел на празднование Победы на Манежной и Красной площадях, куда меня взяли новые приятели. Десятки прожекторов бороздили и освещали вечернее небо. И постоянно в лучах света мелькали россыпи блестящих монет. Их щедро рас кидывали победители, вернувшиеся с фронтов. Поскольку в деревне деньги не были в обращении, то я с особым усердием ползал под ногами праздную щей публики и набивал свои карманы честно заработанными монетами. Мама потом удивилась, откуда у меня столько мно го денег? Разумеется, ту побед ную получку я отдал матери, у которой лишние деньги не во дились.
Через три года мы выписали в Москву и нашу Дарью. Каждый день она удивлялась, как же в городе жить хорошо. И помыться в ванной можно, и продукты достать. Таких удовольствий она не имела даже в семье кулаков. Ведь и у кулаков к весне иссякало питание. Единственное, что ее возмущало и обижало, так это очень низкая пенсия для крестьян. Деревенско колхозный труд был близок к каторжному. Умерла моя бабуля, когда ей было уже за 80, и московской жизнью она была довольна. Без ее неустанной работы по дому и маме, и мне жилось бы на много хуже. Никто не понуждал тульскую Дарью к партизанскому поджиганию европейских насильников сама себе приказала, русская натура вела.
Ю. МАКУНИН , военный журналист. г. Москва.
Другие новости и статьи
« Павел Грачев - военачальник и реформатор армии
Запись создана: Среда, 4 Март 2020 в 0:01 и находится в рубриках Вторая мировая война, Защита, охрана и оборона тыла, Новости.
Темы Обозника:
COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение вуз выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение оружие офицер охрана патриотизм пенсии пенсия подготовка право призыв продовольствие расквартирование реформа русь сердюков служба сталин строительство управление учеба финансы флот экономика