Исторические параллели: либеральная рыночная экономика и новый тоталитаризм эпохи постмодерна
Аннотация. В статье развивается тезис о транспарентности рыночной экономики и новых форм тоталитаризма в мире. Показаны общие и особенные признаки разных тоталитарных образований и подмена понятий «консерватизм» понятием «тоталитаризм». Выдвинута идея о необходимости развития и укрепления здорового консерватизма.
Ключевые слова: тоталитаризм, неототалитаризм, либеральная экономика, рыночное хозяйство, консерватизм, демократия.
Бесспорным является факт, согласно которому политики и экономисты любят в своих рассуждениях оперировать так называемыми чистыми, т. е. «отвлеченными», а не конкретными, «превращенными» «формами». Это позволяет, с одной стороны, делать некие обобщения и претендовать на универсализм. Но, с другой стороны, такое увлечение таит в себе опасность отрыва от почвы, от историзма, содержит угрозу превращения науки в софистику, а научного знания – в спекулятивное. Если отвлечься от деталей (хотя, как известно, весь дьявол – в деталях), то можно сказать, что под «чистыми формами» подразумеваются абстрактные понятия (категории).
То есть те, которые имеют универсальное (общеупотребительное) определение. А под «превращенными формами» – конкретно-исторические явления, обладающие своей собственной спецификой. Если специфика «превращенных форм» поддается логическому объяснению и сами эти «формы» «вписывается» в логику исследователя, то все нормально. «Превращенные формы» рассматриваются как модальности «чистых форм». А вот если не вписываются, тогда они рассматриваются либо как деформации (со всем негативным контекстом этого слова), либо как исключения из правила, «которые только подтверждают правило».
Понятия «либерализм», «тоталитаризм», «авторитаризм», «консерватизм» – это понятия абстрактные. Или, что одно и то же, «чистые». Иначе говоря, это общеупотребляемые и при этом достаточно архаичные и аморфные понятия. Архаичные, потому что абсолютизируют идеалы свободы, равенства и социальной справедливости. Тогда как в реальности абсолютной свободы, полного равенства и социальной справедливости нет ни в одном обществе, ни в одной стране. Как говорится: «Нет правды на земле, но нет ее и выше». Аморфные, потому что они не содержат необходимой конкретизации. Они весьма расплывчаты, строятся на позитивистском представлении, на описательности. Например, когда спрашиваешь, что такое «экономическая свобода», то ответ получаешь следующий: это когда человек сам решает, что ему производить, как и где ему производить, кому и за сколько продавать свой продукт. Глупость такого ответа вопиет, поскольку существует государство и прочие институты, регламентирующие все действия производителя. Да и покупателя тоже. Конечно, и в марксизме, существует более чем достаточно таких «чистых», «абстрактных форм».
Например, понятие абстрактный труд обозначает труд, который лишен всех своих конкретных проявлений (качеств). Данное понятие как бы «представляет» явление труда «вообще». Но наличие таких отвлеченных «форм» в марксизме отнюдь не является оправданием для либеральной экономической философии и идеологии. Точно так же, как и марксизм, либерализм завел экономику и общество в тупик. Для марксизма таким тупиком оказалась классовая вражда, гражданская война, падение уровня жизни людей и ограничение их свободы, железный занавес, гонка вооружений. В случае с либерализмом – нарастающая бездуховность, вседозволенность, рост преступности в обществе, распространение наркомании и иных девиаций.
А как заключительный аккорд – мировой глобальный финансово-экономический кризис, поставивший мир на грань новой мировой войны или, по крайней мере, на порог новой «холодной войны», связанной с желанием осуществить очередной предел мира. Указанные выше понятия также «представляют» некие почти мистические явления, которое можно рассматривать как плод воображения отдельных исследователей. Почему? Потому, что смысл, который в эти понятия вкладывается в ХХI веке, во многом совершенно иной, нежели тот, что вкладывался в ХIХ или ХХ веке. Произошло то, что можно назвать подменой понятий. И многие прежние научные понятия ныне превратились в симулякры. Чтобы этот новый «плод воображения» (некое старое понятие с новым смыслом) все же получил некоторую научную форму и научный статус, необходимо верифицировать его практикой, т. е. сверять «копию» с «подлинником». Но постиндустриальное общество не нашло ничего лучшего, чем просто подогнать практику под понятия, а не привести понятия в соответствие с практикой. Подогнать оказалось просто – через виртуализацию экономического сознания людей. Возникло некое виртуальное пространство, в котором все вроде бы обстоит хорошо, имеют место полная свобода, совершенная конкуренция и иные «прелести» либерализма. А в реальности формируется новый тоталитаризм – диктатура рынка, диктатура чистогана и навара. И получается, «кто не с нами, тот против нас». А это – все тот же тоталитаризм, когда «лес рубят – щепки летят». К понятию «тоталитаризм» и «либерализм» это обвинение в виртуализации и мистификации современного бытия относится в первую очередь. Уж слишком вольно многие авторы трактуют эти понятия и отражаемую ими объективную реальность. А ведь важно иметь в виду не только объективную (а не виртуальную) экономику, политику, право и мораль, но и те значения, которыми их наделяют современная пропаганда и СМИ. Начало тотальной пропаганде либерализма было положено известным либералом ХХ века Ф. фон Хайеком, который организовал международное закрытое масонское общество интеллектуалов «Монт Пелерин».
В 1947 г. он собрал в Швейцарии 39 ученых-либералов, представителей самых разных западноевропейских научных школ, и поставил задачу продвигать идеи либерализма в политику, проникать в политические структуры, формировать общественную идеологию и мораль таким образом, чтобы изнутри обеспечить в государстве доминирование своих сторонников. Спустя четверть века, в 1974 г. это общество настолько окрепло и разраслось, что его основателю была присуждена Нобелевская премия по экономике, хотя никаких экономических новаций Ф. фон Хайек за все девяносто три года своей жизни не сформулировал. Римский клуб, Давосский клуб, клуб Нобелевских лауреатов, Лондонская школа бизнеса, Чикагская школа бизнеса, Фрейбургская школа бизнеса – сегодня это все филиалы ложи «Монт Пелерин». И таких филиалов по миру более чем достаточно, в том числе и у нас. Например, Высшая школа экономики. Представители этой «либеральной» организации обслуживают цветные революции, готовят государственные перевороты, плетут интриги по всему миру. По существу, они стали олицетворением псевдонаучного либерализма – нового варианта идеологического тоталитаризма, не терпящего инакомыслия, ведущего смертельную борьбу как со сторонниками социализма или социалдемократии, так и с консерватизмом, с государственниками, со сторонниками плановой экономики. Основа современного «либерального тоталитаризма» отрицание роли знания, науки в формировании управляемой экономики. Вот собственные признания Ф. фон Хайека, сделанные им во время выступления в Гуверовском институте в ноябре 1983 г.
Теория тоталитаризма имеет свою долгую историю. Еще в древней Греции о тотальности рассуждали Аристотель, Платон, Сократ, Ксенофонт и другие мыслители. В средние века эта проблема нашла свое отражение в социальных утопиях Л. Валлы, Т. Кампанеллы, Т. Мора, Э. Роттердамского. В эпоху Просвещения о тоталитаризме и его исторических формах (самодержавие, деспотия, тирания) много писали в своих сочинениях Вольтер, Гельвеций, Дидро, Монтень, Монтескье, Руссо и др. В ХIХ веке особенно ценный вклад в теорию тоталитаризма внес Г. В. Ф. Гегель. Он, пожалуй, одним из первых в науке стал употреблять и такие понятия, как «мировой порядок», «исторический процесс», «мировой процесс» и т. д. В своих работах он сформулировал интересное учение о рабе и хозяине, выражавшее суть тоталитаризма как такового. По мнению немецкого философа, не тотальный контроль государства является исходным и фундаментальным основанием тоталитаризма, а социальное насилие и отчуждение, которые хотя и приобретают при капитализме «превращенные» формы наемного труда и капиталистической конкуренции, но все равно служат интересам узкой группы собственников.
Будучи сторонником нового строя, Гегель искренне верил в то, что эти «превращенные формы» социальных отношений являются более прогрессивными, поскольку снижают меру эксплуатации и создают условия для выхода работника из подчиненного (зависимого) состояния. В «Феноменологии духа» Гегель даже сделал удивительный вывод о том, что «незаметным образом господин превращается в раба своего раба, а тот – в господина своего господина» [3, с. 104]. Спустя десять лет в другой своей работе «Энциклопедия философских наук» Гегель снова повторяет этот вывод и добавляет, обосновывая историческую неизбежность тоталитарного общества: «Чтобы стать свободными, чтобы приобрести способность к самоуправлению, все народы должны были пройти предварительно через строгую дисциплину и подчинение воле господина» [4, с. 248]. Эти социально-философские рассуждения немецкого философа-классика составляли лишь начало разработки будущей концепции тоталитаризма. Однако как более или менее законченное политико-экономическое учение идея тоталитаризма была разработана только в 1950-е годы. Именно в это время идет наиболее ожесточенная полемика между представителями различных политических течений: консерватизмом, с одной стороны, и либерализмом – с другой. С появлением работ Р. Арона, Э. Мунье, Л. фон Мизеса, П. Самуэльсона, Э. Тоффлера, Ф. фон Хайека и других философов и экономистов а) подробно была изложена именно экономическая сторона теории либерализма и б) либерализм стал прямо противопоставляться тоталитаризму. Сам либерализм как политическое учение берет свое начало от идеи общественного договора Ж.-Ж. Руссо. Именно этот французский просветитель рассматривал свободное общество как субъект исторического процесса. По мнению Руссо, между обществом и властью должен существовать общественный договор, в соответствии с которым власть обязана служить обществу, а общество – поддерживать власть. Нарушение данного соглашения (гласное или негласное) давало, по мнению Руссо, гражданам право на «сопротивление злу силой», т. е. право на защиту своих интересов от антинародной власти. Последнее, по образному выражению лидера русского анархизма П. А. Кропоткина, является «повивальной бабкой истории». Таким образом, можно сделать доказательный вывод о том, что либерализм отнюдь не чужд революционных потрясений и социального насилия.
Более того, при определенных условиях он сам вырождается в тоталитаризм и выступает в крайней его форме – в форме террора. Не важно, кто осуществляет этот террор: большинство по отношению к меньшинству или меньшинство по отношению к большинству. Якобинский террор Робеспьера или красный террор периода Гражданской войны в России – это последствия крайнего (радикального) либерализма. Поэтому дискуссия о сущности либерализма, его формах и способах его осуществления продолжается уже достаточно давно. «Прямым» результатом этой полемики стала подмена понятий «консерватизм» и «тоталитаризм», их отождествление. С легкой руки зарубежных либералов между этими понятиями был поставлен знак равенства, а консерватизм стал представляться как нечто реакционное, заскорузлое и антидемократичное. «Побочным» результатом указанной длительной заочной дискуссии стало формирование экономической теории тоталитаризма – теории «дискриминационной экономики» или «экономики дискриминации». К представителям этого направления в той или иной степени можно отнести Г. С. Беккера, Дж. К. Гэлбрейта, В. Нисканена, В. Ойкена, М. Спенса, Дж. Стиглица, С. Хантингтона, К. Эрроу и других ученых. Формально они принадлежали к разным экономическим «школам», но, по существу, все выступали с критикой тоталитарного общества и тоталитарно организованного хозяйства.
Наиболее откровенно по этому поводу высказался Дж. К. Гэлбрейт, который в середине ХХ века прямо заявил: «Содействие, которое экономическая теория оказывает осуществлению власти, можно назвать ее инструментальной функцией в том смысле, что она служит не пониманию или улучшению экономической системы, а целям тех, кто обладает властью в этой системе» [5, с. 31]. Признав апологетический характер экономической науки – служанки власти в условиях господства монополий и иных проявлений тоталитаризма, американский экономист, естественно, выступал против экономического тоталитаризма. Доказательства его рудиментарного существования даже в условиях рыночного хозяйства ученый находил именно в господстве корпораций (монополий) и слиянии их власти с мощью государства (государственно-монополистический капитализм). В свою очередь, представители Фрайбургской школы экономики в Германии (Ф. Бем, Г. Вильгеродт, Ф. Лутц, В. Ойкен, В. Репке и др.) также усматривали проявления тоталитаризма в государственном вмешательстве в экономику. Говоря словами В. Ойкена, государство «должно регулировать порядок, но не хозяйственные процессы». Называя тоталитарное государство старым, В. Ойкен выступал за создание экономического государства. Но даже в этом случае лидер Фрайбургской экономической школы признавал утрату государством собственной воли и самостоятельности в ее формировании [15, с. 17], понимая под этим возрастающее значение бюрократии. Среди отечественных исследователей теории и практики тоталитарного хозяйства в условиях тоталитаризма можно назвать Р. Л. Лившица, С. Н. Бабурина, В. М. Межуева, А. С. Панарина, Л. М. Марцеву и др. Согласно представителям теории экономической дискриминации современный тоталитаризм вполне может уживаться с рыночной экономикой, мимикрировать в условиях «представительной демократии», приобретать форму охлократии и бюрократии.
Идейными вдохновителями и непосредственными основателями такого «синтетического», а точнее, «избирательного» учения о новом тоталитаризме (или, что одно и то же, о «новой демократии») в конце ХХ века стали Х. Арендт, З. Бжезинский, М. Портер, Дж. Сорос и другие видные представители научного и политического бомонда Запада. Ныне это учение весьма популярно. Но так ли оно бесспорно с научной точки зрения? Прежде всего, необходимо заметить, что желание разработать «новое общество» и «новую экономику» оказалось очень «заразным». В философии эти идеи наиболее последовательно отстаивал Ж. Бодрийяр (потребительское общество), в социологии – Г. Маркузе (одномерное общество), в экономике – Д. Белл (постиндустриальное общество) и Дж. Гэлбрейт (новое индустриальное общество) и т. д. По сути, эти авторы осуществили то, что П. Самуэльсон назвал в свое время «неоклассическим синтезом». Правда, П. Самуэльсон имел в виду сочетание рыночных начал и роли государства в экономике. Но это была только прелюдия к подлинному «синтезу», окончательный смысл которого состоял в конвергенции идеи тоталитаризма и либерализма. Назвав новое «общество потребления» «обществом постмодерна», Ж. Бодрийяр обратил внимание на роль символов и знаков в формировании нового типа общественного сознания и нового образа жизни. Такое символизированное сознание и культ потребления сегодня носит название стэндинг [13]. Современное потребление расположено уже не в кошельке, а в голове, а человек, живущий в таком обществе, «заражен» вирусом потребительства. И этот вирус – мощное средство манипулирования сознанием людей.
Это эффективное средство построения скрытого тоталитаризма с «рыночной маской», того, что, собственно говоря, и является неототалитарным «одномерным обществом». Рассматривая это общество потребления в контексте «герметизации политического универсума», Г. Маркузе начинает свое главное сочинение с параграфа под символичным названием «Новые формы контроля». Автор признает как факт то обстоятельство, что «население принуждается к принятию этого общества», что «тотальный характер достижений развитого индустриального общества оставляет критическую теорию без рационального основания для трансцендирования данного общества», что «чем более рациональным, продуктивным, технически оснащенным и тотальным становится управление обществом, тем труднее представить себе средства и способы, посредством которых индивиды могли бы сокрушить свое рабство и достичь собственного освобождения» [14, с. XVI, XVII, 9].
Для того чтобы лучше понять смысл и назначение современной роли учения о «неоклассическом синтезе» (термин П. Самуэльсона) политических режимов и «экономических порядков» (термин В. Ойкена), необходимо углубиться в контекст происходивших в 1950-е годы событий. Тогда, после победы над Германией и Японией, союзники обладали лучшими в мире средствами воздушного и морского нападения. Вдобавок, к моменту произнесения речи в Фултоне, США обладали еще и монополией на атомное оружие, что резко повышало их наступательный потенциал. По большому счету, бомбардировки Хиросимы и Нагасаки в августе 1945 г. являлись всего лишь акциями демонстративного устрашения и свидетельством именно «либерального тоталитаризма». Нашей стране как бы давали понять, что страны Запада в своей приверженности рыночной экономике и либеральным ценностям готовы пойти далеко. Даже на установление «нового мирового порядка» за счет жертв сотен тысяч ни в чем не повинных людей. Именно тогда зародилось представление об исключительности американской цивилизации, вплоть до ее права применять атомное оружие по своему усмотрению. Ныне тезис об исключительности вновь повторяет президента США Б. Обама.
Советское руководство смогло в свое время сделать адекватные выводы и в кратчайшие сроки изменить геополитическую ситуацию, добиться стратегического паритета. После испытания первой отечественной атомной бомбы в 1949 г. СССР создал свой военно-промышленный комплекс и тоже стал ядерной державой. После этого советская экономическая и военная мысль не оставались на месте. В конце 1940-х – начале 1950-х годов был осуществлен качественный скачок в развитии вооружений, включающий создание реактивной авиации, ракетной техники и оружия массового поражения. Проводились интенсивные работы в области дальнейшего совершенствования атомного оружия, что привело к созданию в 1953 г. первой в мире водородной бомбы. Кульминацией развития советской научной школы стал запуск 4 октября 1957 г. первого искусственного спутника Земли. По сути, экономика СССР, развивавшаяся сначала в условиях сталинского тоталитаризма, постепенно меняла сам характер общественного устройства: со временем мы перешли от тоталитаризма к авторитаризму, а затем в середине 1980-х годов даже к построению институтов демократии (перестройка). Однако последний «великий переход» буквально «обвалил» экономику нашей страны. «Демократизация» показала, что демократия (вопреки декларациям западных ее идеологов) еще не означает эффективного ведения хозяйства и социальной стабильности. Как выразилась в этой связи известная поборница за права человека В. И. Новодворская, «демократия – это прекрасно, но иногда и кушать хочется». По свидетельству американского экономиста Дж. Стиглица, если в период Великой Отечественной войны объем промышленной продукции в Советском Союзе сократился на 24%, то за 1990–1999 гг. он уменьшился более чем на 60% [16]. Результатом «холодной войны», а затем перестройки и «демократизации» стало колоссальное ослабление экономической и военной мощи нашей страны. В этой непростой ситуации оставалось очевидным, что даже если США и нападут на СССР первыми, то гарантированно погибнут вторыми [12, с. 57].
Эта лаконичная идея, впоследствии получившая название концепции «гарантированного взаимного уничтожения», означала, что нужно было искать какие-то другие виды оказания давления на СССР, исключая, однако силовой вариант. В связи с этим и появилось понятие мягкая сила – постепенное продавливание ситуации и инкорпорирование во все еще «тоталитарное», по мысли зарубежных «партнеров», советское общество либеральных «рыночных ценностей». Возникла идея «управляемой демократии», которую также «подбросили» российским либералам из-за рубежа. Представители современной политики «информационного нажима» делают акцент на том, что, хотя тоталитаризм и является крайним выражением автократии, но отнюдь не каждая автократия может считаться тоталитарной. Все примеры автократий, известных истории, будь то восточные деспотии, античные тирании, римская диктатура и т. д., не являлись тоталитарными. Авторы учения делали принципиальный упор на том, что тоталитарные режимы могли возникнуть лишь в условиях индустриализма, т. е. лишь в XX столетии. Такой «избирательный» подход к проблеме тоталитаризма оставлял для идеологов западного либерализма лазейку. А именно, возможность заявить, что для передовых стран с либеральной экономикой тоталитарное поведение вполне оправданно. Ведь они являются проводниками демократических ценностей! В этой связи вспоминается позиция иезуитов: для достижения своих целей все средства хороши!
Как пишут некоторые современные авторы, «…существенным условием возникновения тоталитарной модели является современная технология. Эта черта тоталитаризма особенно заметно проявляется в области вооружений и массовой коммуникации… Современная технология незаменима и в функционировании централизованно управляемых экономик» [6]. Иными словами, тоталитаризм – это не просто какая-то диктатура или абсолютная монархия; это крайняя форма автократии, использующая самые современные технологии, благодаря которым она становится тотальной, охватывает частную и публичную сферы существования людей. Или, как остроумно выразился один автор, тоталитаризм есть «Чингисхан плюс телеграф» [7]. Можно отметить, что выделение тоталитарного режима в качестве самостоятельного типа объяснялось нуждами информационной борьбы Запада с Советским Союзом. В современных условиях вновь много пишут о тоталитаризме.
Среди многообразных высказываний на этот счет следует привести суждение Р. Л. Лившица, который утверждает, что российские либералы, по сути, «организовали» в России диктатуру рынка, да и во многих западных странах сложилась именно диктатура рынка. Эта рыночная диктатура обладает всеми признаками тоталитаризма и использует самые современные технологии: ювенальную юстицию, специальную пропаганду, манипулирование сознанием и т. д. [11, с. 111]. Характерными признаками диктатуры рынка являются следующие: рыночные отношения охватывают все сферы человеческой жизнедеятельности, проникают даже в частную сферу, превращая в товар самого человека; рыночные институты «работают» под жестким контролем государства, создавая лишь видимость (внешнее оформление) свободы хозяйственной деятельности; рыночные принципы действуют только в период благоприятной конъюнктуры, но полностью или частично прекращают свое действие в условиях кризиса (когда становятся допустимыми жесткие ограничения со стороны государства). Наиболее настойчиво о критериях, соответствующих тоталитарному строю, заявили З. Бжезинский и К. Фридрих. Эти же исследователи обнаружили «побочные» его эффекты: способность к мимикрии, трансформации, лабильности. Рассмотрим основные, с точки зрения американской пропаганды, имманентные признаки тоталитаризма [17]. 1. Единая общеобязательная идеология. Настоящая идеология всегда в каком-то смысле содержит мессианский пафос и обладает трансграничным, интернациональным характером. Можно даже сказать, что идеология в условиях индустриализма XX века выступала своеобразным аналогом религии и позволяла сплотить население для цивилизационного рывка вперед, построения нового общества. Идеология призвана объеди
нить разрозненные социальные элементы в целостную органичную систему. Учитывая огромную политическую значимость идеологии, такие государства в целом можно назвать идеократическими, всецело основанными на подчинении какой-либо идее. Однако можно заметить и еще одну особенность тоталитарной идеологии – ее стремление к идеалу, к абсолюту. Такая идеология не принимает современный ей падший мир, напротив, она готовится его полностью преобразить, построить на его месте «светлое будущее», пусть даже и насильственными методами. Поэтому трудно не согласиться с тем, что «идеология тоталитаризма хилиастична».
2. Единая массовая партия. Так как любая идея требует своего эмпирического воплощения, необходим ее социально-политический «носитель». Таким социальным институтом в тоталитарных государствах выступает партия. По совокупности признаков и выполняемых в обществе функций такую партию можно в чем-то сравнить с Церковью, ведь по большому счету между этими институтами нет принципиальных отличий. Партия, как и Церковь, является совокупностью единомышленников, т. е. верующих, разделяющих фундаментальные положения какоголибо учения.
Отличие состоит лишь в том, что в случае Церкви это учение носит религиозно-метафизический характер, в случае же партии – идейно-политический. Иными словами, если Церковь выступает институциональным воплощением религии, то партия – воплощением идеологии. Назначение идеологии (так же, как и религии) заключается в объяснении цели человеческого существования, а задача партии (так же, как и Церкви) состоит в том, чтобы организационно помочь эту цель достигнуть. Таким образом, партия в тоталитарных режимах – это своеобразная «Церковь», а точнее, ее аналог и заменитель. 3. Тотальный контроль над населением. Собственно, именно этот пункт и дал название всему режиму. Тоталитаризм представляет собой систему всеобщего контроля со стороны государства над жизнью общества в целом и каждого человека в отдельности. Можно сказать, что с философской точки зрения тоталитарный строй является апогеем власти, воплощением ее высшей формы. Тоталитарная власть есть всегда власть абсолютная; это кульминация власти как таковой. 4. Развитая репрессивная система. Считается, что тоталитарное государство постоянно проводит террористические репрессии в отношении собственного населения с помощью разветвленного полицейского аппарата. Более того, декларируется, что тоталитаризм ни при каких обстоятельствах не может отказаться от насилия, ибо без насилия он попросту не сможет существовать. A priori подразумевается наличие мощного карательного аппарата, системы всеобщей слежки и доносительства, а также концентрационных лагерей и тюрем.
5. Централизованный контроль над экономикой. В тоталитарных системах государство выступает в качестве главного субъекта экономических отношений, полностью контролируя производство, распределение и потребление полученных благ. Раньше подразумевалось, что тоталитарная экономика может быть только огосударствленной и ни в коем случае не может быть рыночной. Авторы учения считали, что предпринимательские свободы – это атрибут исключительно демократии с ее всесторонней защитой института частной собственности. Учитывая острую критику экономической базы тоталитаризма, можно с уверенностью сказать, что именно этот пункт вызывал у авторов учения наибольшее раздражение. Прежде всего потому, что исторический опыт развития советской экономики (феномен новой экономической политики) доказал возможность и осуществимость соединения политического тоталитаризма с определенными требованиями экономического либерализма.
Все эти «имманентные» признаки тоталитарного строя в той или иной степени еще не до конца изжиты в нашем обществе. Но нельзя и не отметить, что они в полной мере уже никак не свойственны современному гражданскому обществу, правовому государству и современной российской экономике. Тем не менее их рудиментарное существование – факт, подтверждающийся многочисленными доказательствами на макро, мезои микроуровнях. Например, тотальную проверку водительских прав, организованную городским или областным ГИБДД, вполне можно рассматривать как «плановый произвол» и проявление тоталитаризма. Принудительный (обязательный) медосмотр персонала, осуществляемый по приказу Министерства здравоохранения, тем более. Даже государственную стандартизацию образовательных услуг, которые предлагается предоставлять по новым требованиям, разработанным «сверху» и «под одну гребенку», тоже вполне можно считать рудиментом тоталитаризма. Было бы бессмысленно опровергать очевидность сохранения тенденций к тоталитаризму и отдельные его проявления в нашем обществе. Но их необходимо преодолевать путем замены новыми и социально более эффективными институтами и технологиями. С «либеральными» странами Запада ситуация еще более очевидная. «Победа» в «холодной войне», которую западные политики ассоциируют с распадом СССР, оказалась призрачной. Но этот призрак вскружил голову многим. Возникла видимость вседозволенности, идея однополярного мира, стремление к мировой гегемонии. Сложившаяся в этих странах «экономика дискриминации» (дискриминационная экономика), с точки зрения учения о политических режимах, оказалась крайне агрессивной, нацеленной на возрождение колониальной зависимости слабо развитых стран, на подчинение национальных интересов других стран одному «центру силы» – США.
При этом власть государства в экономической сфере не только не ослабевает, но неуклонно усиливается, в основном – в экстенсивном плане. Начиная еще с «нового курса» президента Ф. Рузвельта можно смело поставить крест на идее невмешательства государства в экономику и тезисе о ее саморегулировании. Ситуация с санкциями, введенными против России в 2014 г., во многом подтверждает эту мысль. Если уж правительства США и отдельных стран Западной Европы указывают частным компаниям, с кем можно иметь дело, а с кем нельзя, с кем нужно подписать контракты, а с кем следует их разорвать, то это административное управление экономикой в чистом виде. Получается, что либеральная демократия, несмотря на декларируемые свободы и невмешательство государства в экономику, мало чем отличается от тоталитарной диктатуры. Все это и многое другое дало повод представить организацию жизни в США как «индустрию культуры, являющуюся, возможно, наиболее изощренной и злокачественной формой тоталитаризма» [8, с. 25]. Однако вернемся к проблеме современного «неоклассического синтеза» тоталитаризма и дискриминационной экономики.
Суть ее состоит в том, что идея тоталитаризма сегодня формально противопоставляется идее либерализма. Однако либерализм – это понятие другого гносеологического уровня. Как оказалось, либерализм тоже может быть тотальным и диктаторским. Диктатура рынка, о которой пишут многие авторы, свидетельствует о том, что тоталитаризм в современных условиях активно подвержен институциональным трансформациям. Институциональные трансформации (в области идеологии, культуры, морали, права) осваиваются тоталитаризмом и привносятся в систему социальных отношений. Казалось бы, между тоталитаризмом и экономикой в условиях тоталитарного режима, с одной стороны, и либерализмом и либеральной рыночной экономикой, с другой стороны, нет ничего общего. Но специфика ситуации заключается в том, что западный либерализм все больше становится тоталитарным. Следует подчеркнуть, что экономика формирующегося современного, скрытого, «синтетического» тоталитаризма все в большей степени отрывается от экономики знаний, а тем более – от экономики производства материальных благ. Она все в большей степени ассоциирует себя с экономикой услуг. В этой ситуации господствующая бюрократия, как в нашей стране, так и в западных странах, рассматривает свои действия apriori как общественно полезные услуги по управлению, не соотнося их с подлинной экономической и социальной эффективностью. Она разрабатывает собственные, удобные ей «критерии» оценки своей деятельности и оценивает сама себя. Инфляция издержек в таком обществе всегда зашкаливает. Кроме того, в условиях экономики тоталитаризма – дискриминационной экономики – искусственно девальвируются все духовные ценности, которые также получают более низкий публичный статус. Вместо духовных благ они низводятся до уровня простых услуг: услуги по образованию, по научным исследованиям, по здравоохранению и т. д. Роль учителя сводится управляющей бюрократией до функций репетитора (дрессировщика), роль музыканта – до уровня тапера, врача – до костоправа, ученого – до комбинатора и т. п. А всех в целом – до простого исполнителя, но никак не творца. Примитивизация общественного производства – важная контрпродуктивная функция современной либерально мыслящей бюрократии, которая хотя и «правит бал», создавая «дискриминационную экономику» – экономику синтетического тоталитаризма, но сама по себе остается ущербным и тоталитарно организованным классом, у которого нет полных прав на собственность, нет производственных интересов, а есть только потребительские предпочтения [18, р. 22].
Как тут не вспомнить известный исторический феномен «просвещенного абсолютизма»? Еще Екатерина Великая в молодости увлекалась идеями Вольтера и Руссо. Но до тех пор, пока не появился А. Н. Радищев. Александр II также не был чужд либеральных идей, которые ему внушал М. М. Сперанский. Но ровно до той минуты, пока Наполеон не вторгся в пределы России. «Либерал» Павел I был убит в Михайловском замке. Либерал и реформатор Александр II был убит террористами. И всегда на смену либеральным руководителям государства приходили консервативно мыслившие политики. Будь то Александр III с его контрреформами, К. П. Победоносцев с его идеей «охранительного консерватизма», П. Б. Струве с его концепцией «либерального консерватизма», – все они понимали, что в «чистом виде» ни либерализм, ни тоталитаризм в России ничего хорошего дать не могут. Поэтому можно утверждать, что у российского тоталитаризма давно имеется прививка от крайнего либерализма. И наоборот: у отечественного либерализма имеется хорошее противоядие в виде консервативных и даже тоталитарных идей. Что касается власти, то необходимо помнить, что «власть сама по себе создает барьер между теми, кто ею владеет, и теми, у кого ее нет» [9, с. 615]. И усугублять этот барьер крайностями либерализма или консерватизма нет ровным счетом никаких оснований. На наш взгляд, было бы преждевременным полагать, будто либерализм «сменил полицейское государство» [10, с. 1] только потому, что сформулировал идеи разделения власти или ее выборности. Как показал весь дальнейший ход истории, «полицейское государство» вполне может быть и либеральным, формироваться демократическими путями. Точно так же как тоталитарное государство может оказаться на практике вполне народным, даже если это и диктатура пролетариата или бюргера. Проблема заключается в том, кто правит этим государством, кто его «приватизировал». В современных условиях «монополия на владение» государством оказалась не в руках класса предпринимателей или класса наемных работников, а в руках класса бюрократии. Как общественный класс бюрократия сформировалась относительно недавно, но соответствует всем признакам класса как такового [1].
Как справедливо утверждал известный западный экономист Е. Мендель, бюрократия как класс пытается осуществлять реализацию своих классовых интересов путем планирования экономического поведения хозяйствующих субъектов. Планирование – это уже не способ повышения эффективности самой экономики как таковой, а политический инструмент бюрократии, существующий для закрепления ее потребительских привилегий [18]. Таким образом, современный тоталитаризм и «экономика дискриминации» – это продукт деятельности именно бюрократии, которая как особый непроизводительный класс противостоит объективным интересам народа в любой стране. Пытаясь сохранить свое господство, бюрократия репродуцирует старые социальные технологии и схемы прошлого, замещая, по существу, прежний класс собственников – предпринимателей. Но, не имея способностей к креативному предпринимательству, она остается в узких рамках инноватики, стремясь сформировать инновационную экономику, в которой бюрократическая дискриминация оставалась бы нетронутой. Отсюда возможны только два пути. Конструктивный – путь к восстановлению здорового (в терминологии К.П.Победоносцева – охранительного) консерватизма и его ценностных доминант. Неконструктивный – путь к экспансии псевдолиберальных «ценностей» англосаксонской цивилизации. А, по существу, распространение скрытого «синтетического», рыночного тоталитаризма. И здесь следует вспомнить откровенное суждение другого известного западного экономиста Ф. Батора, о том, что «эффективность статистического рынка не является ни достаточной, ни необходимой для того, чтобы рыночные институты могли быть „предпочтительным“ способом общественной организации» [2, с. 290]. Это суждение было высказано еще в 1958 г., т. е. в то время, когда наиболее активно формировалась теория тоталитаризма. Спустя более полувека этот вывод вновь подтверждается глобальным мировым экономическим кризисом и обострением не только внешнеэкономических, но и внутриполитических проблем во многих странах с «рыночной экономикой» западного образца. В современных условиях особенно возрастают агрессивность и экспансионизм нового «синтетического» тоталитаризма именно в сфере экономики (экономические санкции, эмбарго, секвестры, моратории и т. д.).
Это ведет к деградации институтов и ценностей традиционного характера (экономическая свобода, неприкосновенность частной собственности, право на труд и т. д.), их подмене новыми «псевдоценностями», разрушающими общественное сознание и менталитет. Легализация однополых браков, насильственное распространение ювенальной юстиции, навязывание части общества с традиционными ценностными ориентациями новомодных «ценностей» в области потребления… Теоретически, на наш взгляд, речь может идти о тоталитарно-либеральной диалектике или, по крайней мере, о своеобразной конвергенции между тоталитаризмом и либерализмом в странах, принадлежащих к англосаксонской цивилизации. Современный мир в очередной раз стоит на грани большого конфликта. Но это, по большому счету, не конфликт экономических систем, и даже не идеологий или цивилизаций. Это угроза конфликта между подлинными ценностями духовной культуры и примитивными установками либеральной демократии и общества потребления. Как свидетельствует опыт мировой истории, в борьбе за будущее побеждали только те государства, которые могли предложить другим более «здоровые» и более высокие нравственные ценности.
Этот исторический урок необходимо усвоить и сегодня, когда современный западный либерализм явно болен крайне заразной, но вполне поддающейся излечению болезнью – тоталитаризмом.
Библиографический список
1. Андреев С. Причины и следствия // Разорванный круг / [сост. В. Н. Черных]. Свердловск : Сред.-Урал. кн. изд-во, 1988.
2. Батор Ф. М. Анатомия провала рынка // Вехи экономической мысли. Т. 4. Экономика благосостояния и общественный выбор : [пер. с англ.]. СПб. : Экономическая школа, 2004. 3. Гегель Г. В. Ф. Собрание сочинений : [в 16 т.]. М.–Л. : Соцэкгиз, 1932–1959. Т. 4. 4. Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук : [в 3 т.]. М. : Мысль, 1974–1977. Т. 3. 5. Гэлбрейт Дж. К. Экономические теории и цели общества : [пер. с англ.]. М. : Прогресс, 1979. 6. Земсков В. Н. ГУЛАГ : историко-социологический аспект // Социологические исследования. 1991. № 6. 7. Игрицкий Ю. И. Автократия и проблема государства. URL : http://www.pavroz.ru. 8. Кара-Мурза С. Г. Манипуляция сознанием. М. : Эксмо, 2009. 9. Ландберг Ф. Богачи и сверхбогачи : [пер. с англ.]. М. : Прогресс, 1975. 10. Леонтович В. В. История либерализма в России (1762–1914). М. : Русский путь, 1995. 11. Лившиц Р. Л. Homo postsoveticus : упования и реальность // Мировоззрение и культура : сб. статей / под ред. В. В. Кима. Екатеринбург : Банк культурной инициативы, 2002. 12. Лунеев В. В. Преступность XX века : мировые, региональные и российские тенденции. 2-е изд. М. : Wolters Kluwer, 2005. 13. Луценко Д. А. Проблема оценки статуса в социальной стратификации // Гуманитарные стратегии российских трансформаций : материалы Междунар. науч.-практ. конф. : [в 2 т.]. Тюмень : Изд-во ТГНГУ, 2008. 14. Маркузе Г. Одномерный человек. Исследование идеологии Развитого Индустриального Общества : [пер. с англ.]. М. : REFL-book, 1994. 15. Ойкен В. Структурные изменения государства и кризис капитализма // Теория хозяйственного порядка. «Фрайбургская школа» и немецкий либерализм : [пер. с нем.]. М. : Экономика, 2002.
16. Стиглиц Дж. Глобализация: тревожные тенденции : [пер. с англ.]. М. : Мысль, 2003. 17. Friedrich C., Brzezinski Zb. Totalitarian dictatorship and autocracy. Cambridge : Harvard university press, 1965. 18. Mandel E. Zehn Thezen zur socialokonomishen Gezetzmassigkeit der Ubergangsgesellshaft zwischen Kapitalismus und Socialismus // Probleme des Socialismus und der Ubergangsgesellschaften. Frankfurt a. M., 1973.
Д. К. Стожко, А. В. Чернов
Другие новости и статьи
« Вопросы планового управления народным хозяйством в условиях «военной экономики»
«Вначале было слово»: информационные предшественники войны »
Запись создана: Среда, 19 Июнь 2019 в 0:30 и находится в рубриках Новости.
метки: экономика
Темы Обозника:
COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медикаменты медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение оружие охрана патриотизм пенсии подготовка помощь право призыв продовольствие расквартирование реформа русь сердюков служба спецоперация сталин строительство управление финансы флот эвакуация экономика