Антропология социальной памяти
Аннотация: Статья посвящена феномену социальной памяти в этнической культуре. В контексте модернизаций и социокультурных изменений различного уровня особую значимость приобретают проблемы воспроизводства форм повседневной жизни, индивидуальной и коллективной идентичности, напрямую связанные с социальной памятью общности. Ключевые слова: социальная память, культура этноса, социальная категория «старшие», культурные символы, стереотипы, традиция.
Summary: The article is devoted to the phenomenon of social memory in ethnic culture. In the modern world in the context of modernization and socio-cultural changes at various levels special importance attaches to the problem of reproduction forms of everyday life, individual and collective identity is directly related to the social memory of generality. Key words: social memory, culture ethnic group, social category of «older», symbols, stereotypes, tradition.
Трансляция социальной памяти Феномен социальной памяти в контексте социальной антропологии стал изучаться как значимое культурное явление сравнительно недавно (с 1970 – 1980-х гг.), и в основном сводился к своей онтогносеологической составляющей1 . Как образно определил социальную память этноса Л. Клойд, это «сознание, которое не только внутри нас; оно окружает нас, смотрит на нас глазами “живых” предметных форм, в которых это сознание опредмечено»2 . Хранение и трансляция социальной памяти этноса – важнейшая функция старших поколений. Лишенный своего прошлого, воплощенного в коллективной памяти, этнос утрачивает свою историю, неповторимость и идентичность, разотождествляется.
Поэтому в качестве жесткой стратегии модернизации и культурной ассимиляции часто используется переозначивание социальной памяти этноса, целенаправленное принижение значения событий его истории, намеренное сокращение длительности его культурного существования, отсечение ранних этапов его бытия в доисторический период, «осовременивание» памятников материальной культуры или акцентировка отсутствия «достоверных свидетельств о прошлом». Примеры такой политики встречаются не только пореформенной России, они присущи и другим странам, например, США, Великобритании.
Это вызвало к жизни многочисленные попытки восстановить «подлинную историю» модернизируемых этносов и прояснить механизмы сохранения их представлений о своем «славном прошлом». Современный расцвет памяти, отмечает французский философ М. Хальбвакс, связан с тем, «что можно назвать “демократизацией” истории. Под этим подразумевается мощное движение освобождения и эмансипации народов, этносов, групп и даже отдельных личностей в современном мире. Речь идет о быстром возникновении разнообразных форм памяти меньшинств, для которых отвоевание собственного прошлого является необходимой составляющей утверждения собственной идентичности. Эти памяти меньшинств возникают обычно при деколонизации трех типов… третий тип деколонизации, характерный для стран, вышедших из под гнета тоталитарных режимов ХХ столетия, будь то коммунизм, фашизм
или просто диктатура: идеологическая деколонизация, способствующая тому, что освободившиеся народы обращаются к своей давней, традиционной памяти, отобранной, разрушенной или искаженной в свою пользу соответствующим режимом…»4 . Основой социальной памяти этноса является общий опыт проживания и переживания жизни, что фиксируется в этнических (поведенческих и иных) стереотипах и ментальных структурах этноса. В этой связи особую значимость приобретает поколение старших, аккумулирующих и ретранслирующих во времени и пространстве культурные стереотипы. Культурные стереотипы имеют символическую природу и обнаруживаются в смысловых, ценностных ориентациях членов социальной общности. Непосредственно их достаточно сложно обнаружить. Наиболее отчетливо данные стереотипы проявляются в «комплексах-артефактах», вызванных ситуациями-раздражителями или словами-раздражителями и являющихся формами субъективного проживания своих культурностереотипных поведенческих и мотивационных установок. Системы кодов этноса должны обладать свойствами общедоступности и понятности правил порождения знаков и символов.
Наличие правил их образования и использования предполагает, что знаки этой категории принадлежат культуре этноса по признаку системности. «Старшие» в силу своего положения причастны к сохранению этой системности и отбору содержания транслируемых кодов. Культура этноса предстает как кодовая система в том смысле, что ее нормы, ценности, предметные и идеальные формы выполняют функции накопления и трансляции социального опыта, социальной памяти этноса через их означивание специальным образом. В то же время культурный код играет роль основания самоорганизации культуры этноса, воспроизводимости и перекомбинации культурных универсалий и устойчивых коммуникативных связей, модифицирующихся и актуализирующихся на разных исторических этапах развития этнической общности. Социокультурный код этноса – это ресурс «ненаследственной поведенческой информации», которая аккумулируется и ретранслируется из поколения в поколение. Типы трансляции можно представить как типы социального кодирования знания, как структурные различия социокультурных кодов. «Старшие» в этом случае не только обеспечивают каноны передачи информации, но и определяют содержательные нормы того знания, которое доходит до последующих поколений в неизменном или незначительно измененном виде.
Имея дело с механизмами воспроизводимости социальной памяти этноса, они взаимодействуют с различного рода социокультурными кодами (семантическими, синтаксическими, синтетическими), т.е. с материальными и идеальными формами (структурами) выражения и закрепления культурозначимых мыслей, чувств, волевых устремлений человека. В этом плане «старшие» опосредуют их структуризацию и трансляцию в пространстве и времени бытия этноса, обеспечивая воспроизводимость его социальной памяти, социальное наследование, преемственность и межпоколенческое взаимодействие. Социальная память этноса передается в «вещно-предметных», «традиционных» и «рационально-идеологических» формах. «Вещнопредметный» тип передачи социальной памяти представляет собой трансляцию информации через опредмеченные формы культуры (мебель, одежду, утварь и т.п.). Это то, что составляет основу образа, стиля жизни, присущих этническим группам.
Наиболее эффективно они сохраняются «старшими», образуя «предметный мир предшествующих поколений». «Традиционная» форма передачи опыта связана с обычаем, традицией, «трансляцией социокультурных контекстов». Здесь также наблюдается выраженная роль «старших», которая проявляется не только в хранении значимых для этноса сведений, но и в их символическом означивании, «складировании», привязке к определенному контексту (историческому, культурному, экзистенциальному и т.п.). Две эти формы превалируют в обществах с выраженными элементами традиционализма. «Рационально-идеологическая» форма трансляции наиболее распространена в современном социуме. Она связана с доминированием вербальных, письменных способов передачи опыта и знаний.
В современных условиях две предыдущие формы начинают действовать через рационально-идеологическую и подчиняться ее специфике. В этом случае через канал трансляции передаются не механизмы деятельности или ее непосредственные результаты, а идеальная модель, схема деятельности и соответствующие ей отношения. В культуре этноса «старшие» транслируют прежде всего технологии деятельности, нормы поведения и оценок, образцы-идеалы, законы и правила, т.е. то, что считается для данной этнической группы «нормальным», «естественным», «необходимым». Они организуют предметное пространство, поведение, мышление людей, обеспечивая «важный пакет» опыта, осуществляют отбор нормативных знаний в процессе социализации, определяют правила социокультурной трансляции.
«Старшие» приучают последующие поколения к «верному», общепринятому («нормальному») считыванию этнозначимой культурной информации, воплощенной в вербальной, образно-символической, телесно-пластической, архитектурно-пространственной, предметно-вещественной формах. Через трансляционные механизмы «старшие» закрепляют и передают порядок символических отношений в культуре, определенную статусно-ролевую структурность, присущую этнической группе. Социальная память, сохраненная, систематизированная и соответствующим образом означенная «старшими» через модус «так надо», «так принято», способствует возрастанию адаптивности младших поколений, их адекватному вписыванию в этническую традицию. Интернализация адаптированного социального опыта Как социальная память, культура является эффективным механизмом аккумуляции опыта этноса. Данный опыт интернализируется в процессе социализации, превращаясь в собственное достояние.
В этом процессе человек сталкивается с надиндивидуальным кодирующим и программирующим «устройством» социальной памяти, которая для него уже адаптирована «старшими». Роль социальной памяти имеется в виду тогда, когда говорят о необходимости изучения прошлого, когда подчеркивают значение истории для настоящего и будущего. В этом плане культуру этноса можно определить как «ненаследственную память коллектива, выражающуюся в определенной системе запретов и предписаний»5 . Как отмечает В.Ф. Лобас, «Если попытаться коротко охарактеризовать, что общего между всеми типами культуры и отличает их от природы, то культуру можно было бы назвать социальной памятью. Носителями социальной памяти являются не только орудия, форма которых определена движением, которое они статично увенчивают, не только язык, миф, искусство, наука, но и способы приготовления пищи, организация жилого пространства, форма одежды и т.п.»6 . Другими словами, культура этноса представляет собой совокупность правил, норм, предписывающий определенный тип поведения, деятельности, мышления.
Усвоенный язык, технологические навыки трудовой деятельности, эстетические каноны, правила быта и другие компоненты культуры этноса, составляя «схемы технологических навыков прошлого, в то же время детерминируют живой опыт настоящего»7 . «Старшие» в этом плане гарантируют непрерывность связи между модусами времени существования этноса. Культура, коррелирующая с механизмами социальной памяти этноса, выступает как коллективный, надличностный феномен непосредственного превращения индивидуального опыта в коллективный, как результат и способ обобщения, селекции, бесконечного накопления, сохранения и трансляции социального опыта этноса и, таким образом, прогрессивной модификации ею бытия. «Хранилищем» социальной памяти этноса, аккумулированной «старшими», являются предметные формы сознания, социальные институты, язык.
Содержательно-смысловое наполнение социальной памяти застается этнофором как нечто данное, предзаданное, уже готовое, детерминирующее в определенной мере последующее развитие. Следует особо подчеркнуть большую роль семиотических средств в динамике социальной памяти этноса. С помощью знаковых систем содержание индивидуального сознания переводится в разряд общественного достояния и наоборот. Совокупность всех знаково-символических средств в обществе (естественный язык, язык жестов, язык образов, язык архитектуры и музыки, в конечном счете вся совокупность предметнодеятельностных и символических средств культуры) нацелена на складирование и передачу социального опыта, а также на совершенствование способов его кодирования. Социальную память следует рассматривать как «подсистему общества», обеспечивающую как сохранение информации, навыков, ценностей, так и их воспроизводство, часто избирательное, селективное. Поэтому она включает в себя как средства хранения знаний, так и способы деятельности, нацеленные на сохранение и воспроизводство совокупного опыта этноса.
Это та деятельность, в которую в полной мере включены «старшие». Социальная память этноса позволяет с помощью средств и механизмов культуры селективно фиксировать и сохранять во времени «следы» информационных воздействий и при определенных условиях полностью или частично воспроизводить эти «следы». В широком смысле слова любая деятельность в обществе сопряжена с социальной памятью, т.к. его повседневная деятельность есть в то же время актуализация некоторого навыка из прошлого. Отсюда становится очевидной особая роль «старших», которая нацелена на идентификацию новых поколений, через постоянное воспроизведение и переозначивание коллективной памяти. Следует подчеркнуть, что понятие «социальная память» не является тождественным понятию «культурное наследие этноса».
В определенной мере они синонимичны, т.к. «культурное наследие» характеризует процессы достижений этноса в прошлом и настоящем. Кроме того, названные понятия часто наделяются общим смыслом. Они призваны обозначать систему хранения и передачи социально значимой информации, культурного опыта. Однако культурное наследие этноса имеет более выраженную определенность: оно может быть однозначно атрибутировано, в него входит то, что уже объективировано и имеет актуальное значение.
Поэтому объем культурного наследия этноса не является бездонным и постоянным, в отличие от социальной памяти. Данное понятие, кроме того, не имеет культурно-психологической окраски, а связано, скорее, с материально-ценностными параметрами бытия культуры. В отличие от культурного наследия «социальную память» можно рассматривать как термин, служащий для обозначения всей совокупности информации, имеющейся в обществе. Поэтому можно сказать, что социальная память – это способ институционализации информационных и коммуникативных процессов, связанный с культурно-семиотическим кодированием, хранением, преобразованием и транслированием всего социального опыта этноса.
Для формирования и сохранения социокультурной целостности общности необходимо наличие определенных институтов, осуществляющих функцию его консолидации. Во многом таким институциональным образованием является социальная память этноса, которая может актуализироваться в формах, присущих только генерации «старших». Благодаря социальной памяти происходит преодоление «ситуативности» этнического сознания, вырабатывается независимость по отношению к практическим ситуациям под воздействием более широкого, нежели вербальный и жестовый языки, семиотического образования: социальной памяти, сохраненной и переработанной старшими поколениями. «Язык материальных объектов» представляет собой «внешнюю семиотическую реальность». Объективность элементов этой реальности способствует их мобильности: объекты-знаки могут отрываться от
тех практических ситуаций, в которых они помимо утилитарных выполняли еще и коммуникативную функцию и «погружаться» в новый пространственно-временной контекст. Концентрация объектов-знаков образует культурную семиосферу этноса, хранителями которой в первую очередь выступают «старшие». С ее помощью этносу удается опредмечивать «практическое прошлое», благодаря чему сохраняется непрерывность его существования во времени. Одним из способов овладения своей историей является участие в коллективных ритуальных действиях, а не непосредственно в социальной практике. Имитационные ритуальные действия выступают дополнительной (по отношению к сфере знаков) семиотической средой.
При этом направленность психической деятельности задается имитационными действиями партнеров, зависит от них. Возникающая надындивидуальная, социально-психологическая целостность стимулирует целеполагание на уровне абстракции. С помощью социальной памяти, таким образом, обретаются новые потенции: опыт прошлого, предвидение будущего, целеполагание, идентичность. Социальная память этноса выполняет по отношению к индивиду как минимум две функции: абстрактного целеполагания и группового торможения.
Абстрактное целеполагание базируется на использовании опыта и образцов «старших», переозначенных с учетом новых решаемых задач, новых условий деятельности. Групповое торможение учитывает уже имеющийся у этноса отрицательный опыт разрешения разнотипных конфликтов и предполагает некоторое «зависание во времени» с целью нахождения более результативных способов разрешения возникших коллизий, чем те, что были предложены и апробированы «старшими». Формы и объем памяти этноса производны от того, «что следует запоминать и хранить», от структуры и ценностных ориентаций того сообщества, которое она «обслуживает».
Память этноса, выраженная в письменной форме, ориентирована на фиксацию единичного, отклоняющегося, исключительного и связана с постоянным умножением числа разнообразных текстов. Для письменной формы фиксации памяти этноса характерно внимание к причинно-следственным связям, получаемым результатам, прецедентам. Фиксация коллективной памяти этноса в бесписьменной форме ориентирована не на умножение текстов, а на их повторное достоверное воспроизведение. Здесь огромную функциональную роль выполняют мнемотехнические символы: «природные» (особые места, ландшафты, предметы, небесные светила) и «искусственные» (идолы, курганы, архитектурные сооружения, а также ритуалы, в которые данные артефакты, урочища и святилища включены). В определенном смысле старшее поколение тоже является «местом памяти». «Оно материально по своему демографическому содержанию, …поскольку оно осуществляет одновременно кристаллизацию воспоминания и его передачу. Но оно и символично по определению, поскольку, благодаря событию или опыту, пережитому небольшим числом лиц, оно характеризует большинство, которое в нем не участвовало»8 . Связь ритуала и топосов памяти не означает, что социальная память этноса имеет тесную привязку к отправлениям ритуального культа в привычном для нас понимании.
Бесписьменная форма фиксации памяти делает человека открытым, т.к. выбор поведения во многом связан с обращением к внеличностным факторам, надличностным феноменам. Поэтому устная культура может включить большое число символических знаков низшего порядка, находящихся как бы на грани письменности: амулетов, владельческих знаков, счетных предметов, знаков мнемонического «письма», но предельно редуцирует складывание их в «синтактико-грамматические цепочки». Понятно, что в письменной и бесписьменной формах фиксации памяти этноса роль «старших» будет несколько отличаться: в первом случае они будут передавать опыт прочтения текста, во втором – опыт переживания и проживания жизни.
Для того, чтобы письменные формы передачи памяти этноса превратились в доминантные, требуется нестабильность исторических условий, динамизм и непредсказуемость обстоятельств существования этноса и наличие потребности в разнообразных семиотических «переводах», возникающая при частых и длительных контактах с иноэтнической средой. В этом отношении пространство между Балканами и Северной Африкой, Ближний и Средний Восток, побережье Черного и Средиземного морей, с одной стороны, и горные массивы Перу, долины в междуречье Анд и узкая полоска перуанского побережья, с другой, представляют полярно противоположные культурно-семиотические пространства. В первом случае – «котел» постоянного смешения этносов, непрерывного перемещения, столкновения разных культурно-семиотических систем, во втором – вековая изоляция, предельная ограниченность торгововоенных контактов с внешними культурами, идеальные условия для непрерывной передачи аутентичной культурной традиции.
Геоладшафтные условия бытия этноса (например, своеобразие Северного Кавказа) могут также способствовать его культурной изоляции и существенному возрастанию роли «старших» в процессе сохранения, воспроизводства и трансляции социокультурного опыта, социальной памяти в целях обеспечения культурной идентичности последующих поколений.
Список литературы:
1. Клойд Л. Структуры бытия этноса. Екатеринбург, 2009.
2. Лабирман А.М. Культура этноса. Минск, 2010.
3. Нора П. Проблематика мест памяти. Франция-память / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999.
4. Самахидзе Р.М. Ритуалы в коммуникации современных этносов. Самара, 2010.
5. Хальбвакс М. Коллективная и историческая память [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nz/2005/2/ha2.html
Фатима Албакова
Другие новости и статьи
« Булгары как новые половцы: суздальская линия на карте древнерусской идентичности
В «народных книгах» рассыпано много отечественных «историй» »
Запись создана: Среда, 19 Январь 2022 в 0:36 и находится в рубриках Новости.
метки: история, память, социальная память
Темы Обозника:
COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медикаменты медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение оружие охрана патриотизм пенсии подготовка помощь право призыв продовольствие расквартирование реформа русь сердюков служба спецоперация сталин строительство управление финансы флот эвакуация экономика