«Скрижаль откровений и правил» Николая Карамзина
2016-й объявлен в нашей стране Годом первого официального историографа Российской империи, поэта, прозаика и переводчика Николая Карамзина, 250-ю годовщину со дня рождения которого мы отметим в декабре
«История государства Российского» есть не только создание великого писателя, но и подвиг честного человека», — так точно охарактеризовал многотомный труд Карамзина гений русской поэзии Александр Пушкин. Будучи больным, в феврале 1818 года он прочёл его «с жадностию и со вниманием» в своей постели.
Поэт с лёгкостью провидца определил автору подобающее рангу высокое место в российской историографии: «Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка — Колумбом». Таких восторженных эпитетов не было удостоено ни одно другое научное сочинение. Пушкин не зря назвал Карамзина «великим писателем» и «честным человеком».
На это было несколько причин. В предисловии к своему главному труду автор откровенно признаётся: «Прилежно истощая материалы древнейшей российской истории, я ободрял себя мыслию, что в повествовании о временах отдалённых есть какая-то неизъяснимая прелесть для нашего воображения: там источники поэзии!».
Смысл этой дефиниции становится понятным при рассмотрении новаторского метода Карамзина, позволившего ему воссоздать в 12-томном издании многовековую историю нашего государства. Именно тяга к воображению приводит исследователя к поэтическому восприятию исторических событий, отражённых в сухих документальных свидетельствах старины. Сочинение первого официального историографа Российской империи написано прекрасным языком, наполнено яркими эпитетами и запоминающимися сравнениями. Это истинный образец превосходного исторического труда, созданного с применением высокохудожественных литературных приёмов. Таков творческий почерк и непревзойдённый до сего дня метод Карамзина. Неспроста работу историка инстинктивно возлюбил Пушкин, восторженно принял Белинский. Последний так диагностировал язык многотомника: «Слог её не исторический: это скорее слог поэмы, писанной мерною прозою, поэмы, тип которой принадлежит XVIII веку».
Современникам безмерно повезло, что именно таким лёгким слогом был написан первый фундаментальный обобщающий труд о «великой части Европы и Азии, именуемой ныне Россиею». На его популяризаторских ценностях были взращены многие пылкие умы последователей, интересующихся историей своего Отечества, зримо представляющих этапы и особенности её развития.
«Некоторые из людей светских» критиковали Карамзина именно за форму подачи только что вышедшей в свет «Истории…», да так сильно, что по признанию Пушкина «они были в состоянии отучить всякого от охоты к славе». Учёный снёс эти «глупости» достойно, чем подал пример как нужно, невзирая на «славолюбие», внимать и такой критике. Тот же Белинский заметил: «Карамзин первый на Руси заменил мёртвый язык книги живым языком общества.
До Карамзина у нас на Руси думали, что книги пишутся и печатаются для одних «учёных» и что не-учёному почти так же не пристало брать в руки книгу, как профессору танцовать». Спор о достоинствах или изъянах литературной подачи исторического исследования по-карамзински актуален и для современной исторической науки.
Во времена Ломоносова, Державина, Карамзина, Пушкина слог историософского произведения становился объектом культурологической рефлексии. В советский период данному немаловажному аспекту создания исторического труда не уделялось должного внимания, а в современной российской историографии он практически выхолощен или сведён до потребительского примитивизма. Тогда как в обществе наблюдается запрос на научно-популярные книги, написанные особым карамзинским «штилем».
Карамзин предполагал, что будет не всеми понят. Поэтому он подготавливал читателя к особенностям своего повествования, подсказывал ему причины, по которым тому стоит внимательнее отнестись к его дарованию: «Искусное повествование есть долг бытописателя, а хорошая отдельная мысль — дар: читатель требует первого и благодарит за второе, когда уже требование его исполнено». Тем и отличается «История…» Карамзина от предыдущих и последующих подобных сочинений — глубиной мыслей, рождённых размышлениями над «сухими хартиями древности». Мыслями о судьбе Отечества. Но было бы несправедливо при анализе методов создания «Истории…» выводить на первый план лишь литературный талант Карамзина, а не собственно его виртуозную работу по интерпретации документальных источников, что и составляет фундамент любой исторической монографии.
О невозможности «витийствовать в истории» писал сам историограф. Для него важно, чтобы его замысел был как можно точнее понят читателем, невзирая на «скучное», отрывистое и домысленное, что часто встречалось в «дееписаниях о древности». При всём этом Карамзин более требователен к «добрым россиянам», которые, по его мнению, в отличие от иностранцев обязаны при изучении «дела и судьбы наших предков» иметь «более терпения, следуя правилу государственной нравственности, которая ставит уважение к предкам в достоинство гражданину образованному».
Размышление о стиле и способах подачи своего «дееписания древности» в предисловии к «Истории…» сделано автором неслучайно. Карамзин делится с читателями своими творческими муками, размышлениями, как бы самоопределяясь: где должен при этом заканчиваться писатель и начинаться историк. Что, впрочем, не приводит его к некоей интеллектуальной дивергенции. Отдавая должное объективному анализу источников, он тем не менее выводит формулу, которой, по его мнению, должно руководствоваться при написании исторического произведения: «Порядок, ясность, сила, живопись». При этом последнее («живопись») — всё же следует считать данью художественному таланту исследователя, если, конечно, не трактовать это понятие как живописание общественных нравов и культурно-бытовых традиций.
Карамзин так определяет принципы своей методики: «Знать всего цену и свойство; открывать великое, где оно таится, и малому не давать прав великого». И всё же чувственность литератора прорывается сквозь завесу хладной рассудительности, и он с восторгом восклицает: «Чувство наше оживляет повествование, и как грубое пристрастие, следствие ума слабого или души слабой несносно в историке, так любовь к отечеству даёт его кисти жар, силу, прелесть. Где нет любви, нет и души». Вот и ответ на вопрос, почему «живопись» поставлена Карамзиным в разряд необходимых приёмов в историческом исследовании. И в этом отношении автора «Истории…» заложён еще один ключ к понимаю метода Карамзина. «Любовь к отечеству» возводится историографом в абсолютный культ и представляет нравственно-этический феномен, к разгадке которого ближе всех приблизился Александр Пушкин:
Два чувства дивно близки к нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Животворящая святыня!
Земля была б без них мертва.
Обнажённое сердце поэта и неудержимая страсть к искусному воскрешению картин древностей специалиста-историка приблизили нас к пониманию природы и силы памяти, которые то «дремлют» в народе, то «пробуждаются» в периоды великих потрясений и войн. Поэтому так созвучны пушкинское и карамзинское понимание исторических явлений.
В основе такого подхода лежат качества иного порядка: таинственное возвышение человеческих чувств и пробуждение «родовой потребности хранить и чтить живую память о прошлом». Именно эти свойства человеческого сознания и являются теми незримыми, но необходимыми связующими нитями сопричастности, сближающими разные времена, народы и поколения. Теперь будут более понятны слова академика Дмитрия Лихачёва о масштабной взаимосвязи исторической памяти и материальной культуры народов с перспективой развития человеком всех сторон своей цивилизации: «Прошлое и будущее симметричны. Чем шире и «многовековее» мы охватываем прошлое, тем более дальнозорки мы в будущее, тем твёрже и увереннее мы движемся в настоящем».
По образному выражению Виссариона Белинского, Карамзин «умел заохотить русскую публику к чтению русских книг». Однако для создания исторического труда одного этого умения было недостаточно. Основа научного подхода — бережное отношение к источникам, к их интерпретации. В данном отношении Карамзин безупречен: «Множество сделанных мною примечаний и выписок устрашает меня самого. Счастливы древние: они не ведали сего мелочного труда, в коем теряется половина времени, скучает ум, вянет воображение: тягостная жертва, приносимая достоверности, однако ж необходимая!».
Систематизация архивных источников, периодизация этапов исторического развития, анализ военно-политических последствий передела территорий, культурно-бытовых процессов, эволюция общественного сознания, развитие производства — такова «дорожная карта» научного труда Карамзина, причём духовное, общественное он ставит впереди правового (законодательство) и материального (развитие промышленности).
Карамзина можно считать основателем особого «живописующего» метода исторического исследования, в котором документальные факты, дополняются «картинами достоверности». Помноженный на литературный талант и душевную обнажённость автора, он придаёт историографическому труду дополнительную красоту повествования. Метод величественного летописания построения государственности на Руси Карамзина востребован современной историографией. Эстетические прелести языка «Истории государства Российского» никак не затмевают научных достоинств всего многотомного издания, а способствуют осознанному включению современного читателя в изложенные в нём события, навечно занесённые на «скрижаль откровений и правил» российской истории.
Алексей ЧЕРТКОВ
Другие новости и статьи
« Генри Форд. Книга «Моя жизнь, мои достижения» (1920-е)
Информационная безопасность личности в современной информационной среде »
Запись создана: Среда, 17 Октябрь 2018 в 18:52 и находится в рубриках Новости.
Темы Обозника:
COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медикаменты медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение оружие охрана патриотизм пенсии подготовка помощь право призыв продовольствие расквартирование реформа русь сердюков служба спецоперация сталин строительство управление финансы флот эвакуация экономика