Появление норманской теории
Возникновение норманской теории связано прежде всего с именами историков, прибывших в нашу страну из Германии. Все они исходили из запросов правящей элиты и того довольно большого слоя иностранцев, положение которых определяло конкретные задачи в подходе к историческому прошлому России. Они были сторонниками рационалистической философии, но при характеристике российской истории исходили из идеи извечной зависимости России от стран Западной Европы.
Об итогах спора по варяжскому вопросу
“Россия не может обойтись без иностранцев”, вот главный их тезис. Если Татищев занимался историей вне стен научного учреждения, то представители данного направления являлись сотрудниками Академии наук, основанной Петром I в 1725 г. Первое время членов Академии, приехавших из Европы, все больше из Германии, боготворили власти. “Двор был очень любезен с академиками, писал позже Милюков, вельможи ласкали их и посещали академию в торжественных случаях”. Должность президента Академии по совместительству занимал лейб-медик Петра I Блументрост, а управлял он Академией через библиотекаря Шумахера. Среди членов Академии, занимавшихся русской историей, самыми известными были Г. 3. Байер, Г. Ф. Миллер и A. Шлецер.
В то время в их среде бытовало мнение, что они должны были заниматься лишь древней историей. Как позже писал П. Н. Милюков, “даже средневековая история считалась недостаточно достойным сюжетом для исторической науки. Ученый, который вздумал бы заниматься более близкими временами, рисковал уронить свою ученую репутацию”. Поэтому, например, бывший кенигсбергский профессор Г. 3. Байер (1694 1738), проработавший в Академии 12 лет, ограничился греческими и римскими древностями, не выходя за пределы девятого века.
На основании сочинений скандинавских исследователей Байер составил древнюю географию России, комментировал географию Константина Багрянородного, выяснял границы обитания скифов и т. д. Все это писалось на латинском языке, и лишь кое-что из им написанного было переведено на русский язык. Байер знал латинский, китайский, санскритский языки, но демонстративно уклонялся от изучения русского языка. Он не считал этот язык необходимым для своих ученых занятий.
Верный поклонник Байера А. Л. Шлецер публично признавал, что Байер никогда не хотел учиться по-русски. Даже знакомство с русской летописью он осуществлял по экземпляру, переведенному на латинский язык. Пренебрежительное отношение к русскому языку, безусловно, сказывалось и на его сочинениях по русской истории. В частности, слово “Москва” у него стало производным от монастыря, а “Псков” от псов. Главное, что он сделал за время пребывания в России, это подготовил классическое сочинение о призвании Рюриков, т. е. сформулировал так называемую норманскую теорию. В основе этой концепции была мысль о том, что до появления варягов славяне находились на таком низком уровне развития, что не могли самостоятельно создать даже государство. Лишь приход норманнов на Русь обеспечил решение этой задачи.
Другой крупный представитель этого направления А. Л. Шлецер (1735 - 1809) работал до приезда в Россию в Геттингенском университете на филологическом факультете и сделал много полезного для германской исторической науки. Он первый среди отечественных ученых коренным образом изменил взгляд на призвание историка и предназначение исторической науки. Шлецер стал смотреть на историю как науку о государственной, культурной, религиозной жизни людей и тем самым поставил историю в один ряд с другими науками, изучавшими реальную жизнь общества, географи ей, политикой, статистикой и пр.
Главная задача истории, по его мнению, сводилась к познанию истины. Все дело только в том, что каждый историк понимал эту истину по-свосму. В частности, Шлецер видел задачу историка в получении нового знания, не дифференцируя его по научной ценности. По его мнению, любое знание, добытое исследователем, полезно для общества. В целом же система взглядов Шлецера стала переворотом в представлениях ученых и на свое призвание, и на историю. Чтобы полнее понять масштабность такого переворота, следует учитывать прежний уровень исторических воззрений. История человечества до Шлецера имела в качестве связующей нити богословскую идею, согласно которой все сущее распределялось между четырьмя монархиями Даниилова пророчества, а история Европы приходилась на четвертую, т. е. Римскую, монархию.
Разумеется, деления на периоды по внутренним признакам в таком историческом полотне не было и в помине, а сама хронология исторических событий велась от сотворения мира. Вначале Шлецер отошел от схемы четырех монархий и сформулировал новые подходы к истории отдельно взятого государства. Более того, он лично попытался воссоздать историю едва ли не каждого государства Европы с намерением свести потом все это в единую историю, но затем оставил эту затею.
Он понял, что единство всеобщей истории как науки заключается не в простом соединении рассказов о жизни отдельных народов, а в “общей мысли, управляющей всем повествованием” К К тому же Шлецер считал порочной практикой изучение национальной истории с националистических позиций. По его мнению, исторический процесс следовало осмысливать с соблюдением принципа “научного безразличия” к тем или иным качествам отдельно взятой нации. Весь человеческий материал поступал в ведение исследователя и подлежал изучению исключительно и интересах открытия истины и приращения реального знания.
В итоге Шлецер высказал идею о всемирной истории, которая вбирала в себя историю всех народов, причем историческое достоинство каждого из них в такой истории не получало какого-либо предпочтения. “История представлялась ему как одно стройное целое, писал о Шлецере А. Попов, и к открытию этого целого стремились все его исследования” 1. Не менее значимым был вклад Шлецера в представления о методах исторического исследования. Историк, по его мнению, должен был прежде всего осмысливать не само историческое повествование, а те источники, на которых оно базировалось.
Шлецер выделил три этапа в процессе исторического исследования:
1) собирание материала и его систематизация;
2) обработка этого материала с целью установления его подлинности и достоверности и
3) создание самого исторического повествования .
Кроме этих основополагающих моментов, весьма важную роль в профессии историка, по мнению Шлецера, играл нравственный фактор: историк должен быть честным, правдивым и “вечно оставаться верным истине”.
Он должен быть выше “предрассудков и страстей, ничего не умалчивать из подлости и ничего не искажать из злобы” 3. Что касается вклада Шлецера в изучение истории России, он оказался более скромным и не таким уж однозначным. В Российскую Академию его пригласил Миллер в 1761 г. Он писал Шлецеру: “По-видимому, Россия есть поле, над которым работать предопределено вам Провидением… Ни в какой другой стране невозможно делать так легко новых открытий, как в России… Без всякого сомнения,вам будет у нас выгодно” 4. По контракту Шлецер должен был состоять в Академии не менее пяти лет, но пробыл в ней более короткое время, в течение 1761 - 1765 гг.
В эти годы он переиздал “Русскую Правду”, Судебник Ивана III, приступил к изданию Никоновской летописи и написал на немецком языке популярный очерк русской истории с древнейших времен до 1147 г. Переизданный на русском языке, этот очерк получил название “Изображение русской истории”. Однако главным его занятием стало источниковедение. “Всего больше сердце мое лежало к русским летописям”, писал Шлецер в своей автобиографии.
Он хотел быть “первым издателем и толкователем летописей народа, первого по численности, могуществу и богатству в Европе”. Шлецер задался фантастической идеей воссоздать подлинный текст “Повести временных лет” Нестора. Работу по очищению “Повести” от всевозможных наслоений он проводил в основном в Германии, куда вернулся в 1765 г., досрочно разорвав контракт с Российской Академией наук. Текст такой “Повести” он подготовил в трех частях на немецком языке. На русский язык “Повесть” была переведена Д. Языковым и издавалась в России в течение 1809 1819 гг. Первый том вышел в 1809, второй в 1816 и третий в 1819 г.
Наряду с некоторыми позитивными результатами в изучении русского летописания Шлецер внес в это дело и много искажений. Все места в летописи Нестора, где говорилось о более или менее приличном уровне культуры в Древней Руси, Шлецер объявил подложными и исключил из текста, подготовленного к печати. Весьма скептически отнесся он и к тем событиям и фактам, которые произошли в истории Руси до призвания Рюриков. “Цари Финляндские, Лифляндские, Пермские, также князья Новгородские и государи Киевские до Рюрика, писал Шлецер, принадлежат к бредням Исландских старух, а не к настоящей истории России”.
Применив свой метод к препарированию наших летописей, он довел все это до абсурда. Практически от “Повести временных лет” после шлецеровской “чистки” ничего не осталось. Ознакомившись с метолом Шлецера и особенно с его грамматикой русского языка, Ломоносов заявил: “Из сего заключить должно, каких гнусных пакостей не наколобродит в российских древностях такая допущенная к ним скотина”.
Следует сказать, что все, что ни делали и Байер, и Шлецер в области русской истории, было пронизано ведущей идеей: до призвания Рюриков русские не знали цивилизации и ею они были обязаны германскому элементу. Для доказательства этого положения Шлецер, в сущности, и занялся “Повестью временных лет”. До прихода норманнов, по его словам, “все было покрыто мраком как в России, так и в смежных с нею местах. Конечно, люди тут были, Бог знает с которых пор и откуда зашли, но люди без правления, жившие подобно зверям и птицам, которые наполняли их леса… На всем севере русском до половины IX века не было ни одного настоящего города, собственно так называемого”
1. Шлецер доказывал, что дикие, грубые, рассеянные славяне начали делаться общественными людьми только благодаря германцам, которым самой судьбой было назначено рассеять в северо-западном и северо-восточном мирах семена цивилизации. Как уже говорилось, он не склонен был придавать какого-либо значения национальным особенностям той или иной страны, хотя достаточно благосклонно относился к истории Германии, признавая ее в качестве единственного источника, откуда восточные народы и получили европейскую цивилизацию. М. О. Коялович поставил знак равенства между тем, что делал Шлецер в российской науке и Бирон в политике. “Оба они, и Бирон и Шлецер, совершенно одинаково относились к русским людям с величайшим презрением и к России почти с одинаковым корыстолюбием”, утверждал он.
Эту же сторону дела отмечал и К. Н. Бестужев-Рюмин. Он писал о Шлсцере, что тот смотрел “на Русь как на страну ирокезов, куда только немцы внесли свет и просвещение”. Немцев, проживавших тогда в России, С. М. Соловьев признавал “совершеннейшеми космополитами, отличавшимися полным равнодушием к судьбам страны, в которой поселились” 3. Эту же черту в поведении немцев отмечал и В. О. Ключевский, имея в виду “надменного Щлецера, с немецким пренебрежением относившегося ко всем русским исследователям русской истории” *. Мнение Ключевского не было простой публицистической фразой. Сам Шлецер неоднократно заявлял, что в России до него не было ни одного настоящего историка. “Татищев, Ломоносов, Эмин и Щербатов не могли издать ничего полезного, писал он”
По мнению большинства российских историков того времени, иностранцы мешали их работе, затрудняли подготовку отечественных кадров историков. Первый исторический журнал, который стал выходить в России в 1732 г., издавался только на немецком языке. Однако основной груз для русской науки, привнесенный немцами-историками, заключался в том, что они, используя и архивы, и государственные средства, тщательно отрабатывали и энергично популяризировали антирусскую норманскую теорию. Вмешательство немцев в отечественную историографию М. О. Коялович оценивал отрицательно, поскольку оно “отрезало путь к изучению того же предмета с русской точки зрения”.
Антироссийский смысл норманской теории не меняется от того, что некоторые из ее сторонников, например Г. Ф. Миллер (17051783), сделали нечто полезное и для русской истории. Он приехал в нашу страну в 1725 г. не для того, чтобы заниматься науками, тем более русской историей, а служить, т. е. делать административную карьеру. Для этого Миллер прежде всего попытался сблизиться с Шумахером с тем, чтобы стать его зятем, а впоследствии сбросить его с должности библиотекаря Академии наук и самому занять это место.
Какое-то время удача сопутствовала Миллеру: он сумел расположить Шумахера к себе, но стать его зятем не смог. Более того, довольно быстро Шумахер утратил к нему интерес и стал просто-напросто преследовать его.
Миллер писал позже, что после того, как у него исчезли надежды сделаться зятем Шумахера, он “счел нужным проложить другой ученый путь это была русская история”. А затем у него появилась возможность вообще убраться подальше от Шумахера уехать в научную экспедицию в Сибирь и стать для него просто недосягаемым. “Я был этому рад, писал Миллер, потому что таким образом освобождался на долгое время от неурядицы в Академии и, удаленный от ненависти и вражды, мог наслаждаться покоем, завися только от самого себя” К Из десятилетнего странствия по Сибири Миллер вывез пухлые портфели самых разнообразных и нередко уникальных документов, сведя их в 38 томов.
На их основе и была написана и Сибирская история ” в десяти томах. Все это вместе взятое подняло его престиж в глазах Екатерины II, которая пожаловала ему официальное звание “историографа”. Затем Миллер перебрался в Москву, получил там должность начальника архива коллегии иностранных дел и довольно интенсивно занялся русской историей изданием документов, совершенствованием своей “Сибирской истории”, публикацией трудов В. Н. Татищева и т. д. На этом поприще Миллер безусловно сыграл положительную роль в отечественной историографии.
Герасименко Г. А. История российской исторической науки (дооктябрьский период): Учебное пособие. М.: Российская международная академия туризма, 1998. 192 с.
Другие новости и статьи
« Владимир I: от язычества к христианству
Связь Романовых и Рюриковичей: отражение в исторической политике XVII в. »
Запись создана: Воскресенье, 31 Октябрь 2021 в 0:17 и находится в рубриках Новости.
метки: история
Темы Обозника:
COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медикаменты медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение оружие охрана патриотизм пенсии подготовка помощь право призыв продовольствие расквартирование реформа русь сердюков служба спецоперация сталин строительство управление финансы флот эвакуация экономика