1 Ноябрь 2019

Опекунша или глава Русской земли?

#история#Ольга#Русь

Прежде чем перейти к обозрению государственной деятельности Ольги, мы должны рассмотреть вопрос о легитимности ее власти.

Говоря об Ольге-правительнице, чаще всего полагают, что вдовая княгиня правила от имени своего сына, которого она временно заместила на киевском столе. Тем самым Ольге отказывают в самостоятельном источнике ее властных прерогатив, определяя их как регентские по существу. Поступая таким образом, ученые следуют летописной традиции. При всем пиетете, питаемом к Ольге древнерусскими книжниками, последние решительно отказались считать годы ее правления самостоятельным княжением. Повесть временных лет не включила Ольгу в именной перечень первых русских князей (статья под 952 г.), изобразив ее всего лишь опекуншей законного наследника Игоря, малолетнего Святослава. Статья под 972 г. подводит итог его жизни словами: «И бысть всех лет княжения Святославля 28», то есть ведет отсчет его княжения с момента смерти Игоря в 945 г. (по летописной датировке). Этот взгляд на государственный статус Ольги после гибели ее мужа, в сущности, никогда не был ни достаточно аргументирован, ни серьезно оспорен.

Между тем основания для ревизии есть. Мы располагаем первостатейным по важности источником – трактатом Константина Багрянородного «О церемониях», содержащим список посольства княгини Ольги к византийскому двору. До сих пор исследователи, за редкими исключениями, проявляли к нему интерес только в связи с обстоятельствами Ольгиного крещения. Но его информативность отнюдь не ограничивается рамками этой темы. Жесткие этикетные требования византийского двора расставили прибывшую «русь» по ступеням иерархической лестницы, благодаря чему у нас есть отличная документальная основа для характеристики верхушки древнерусского общества в период правления Ольги. В этом отношении список Ольгиного посольства имеет такое же значение, как договор 944 г. – для изучения политической иерархии русов во время княжения Игоря.

Вот наиболее полный список участников первой аудиенции, с указанием в скобках сумм денежных подарков, полученных данными лицами от императора, что, наряду с местом лиц в списке, служит важным показателем их общественного достоинства:

1. Ольга, «архонтисса Росии» (500 милиарисиев).

2. Ее «анепсий» (30 милиарисиев).

3. 8 «людей» Ольги (по 20 милиарисиев).

4. 6 «архонтисс-родственниц» Ольги (по 20 милиарисиев).

5. Личный переводчик Ольги (15 милиарисиев).

6. 20 послов «архонтов Росии» (по 12 милиарисиев).

7. 43 купца (по 12 милиарисиев).

8. 2 переводчика (по 12 милиарисиев).

9. Священник Григорий (8 милиарисиев).

10. 18 «отборных прислужниц» Ольги, «ее рабынь» (по 8 милиарисиев).

11. «Люди Святослава» (по 5 милиарисиев).

12. 6 «людей посла» (по 3 милиарисия).

Опытный глаз Константина различил внутри пестрой толпы приехавших русов подлинные отношения социально-политической иерархии, существовавшие между ними на тот момент и скрытые дымкой времени от взора летописца. Величина денежной дачи делит 12 категорий лиц, составивших русское посольство, на 8 разрядов (подарки по 500, 30, 20, 15, 12, 8, 5 и 3 милиарисия), в порядке убывания значения их посольского статуса.

Самое почетное место отведено Ольге. Константин величает ее «архонтиссой Росии», признавая за ней великокняжеский титул погибшего Игоря (западноевропейские хронисты, в свою очередь, именуют Ольгу «региной» (regina), то есть королевой). Преподнесенный ей подарок, сравнительная ценность которого (500 милиарисиев, не считая того, что деньги находились в «золотой, украшенной драгоценными камнями чаше») более чем в пятнадцать раз превосходит самую крупную из прочих сумм (30 милиарисиев), подчеркивает безусловное главенство Ольги над остальной «русью». Для Константина Ольга явно не опекунша, не временщица. Будь это не так, рядом с ней находился бы посол Святослава; однако вместо него Ольгу сопровождает «ее анепсий».

Об этом лице историки затруднялись сказать что-либо определенное, кроме того, что термин «анепсий» означал вообще кровного родственника и прилагался, например, к племяннику. Допускали, впрочем, что им мог быть сам Святослав, пожелавший сохранить инкогнито, однако забывали объяснить, чем вызван весь этот маскарад (путешествия знатных особ инкогнито – примета совсем другого времени) и почему в таком случае сия страшная тайна самым нелепым образом раскрыта упоминанием «людей Святослава». Указывали еще, что в договоре 944 г. ПОСОЛ одного из двух Игоревых «нетиев» (племянников) назван сразу после посла «Ольги княгини». Но и эта аналогия нимало не проясняет личность анепсия. Племянник Игоря конечно же не состоял с Ольгой в кровном родстве; и потом, невозможно найти разумных причин, зачем ему понадобилось лично отправиться в Царьград, тогда как прочая Игорева родня («архонты», по терминологии Константина Багрянородного) вновь, как и в 944 г., перепоручила представительство своих интересов своим послам.

Загадка анепсия, по моему убеждению, находит свое разрешение в сведениях моравского летописания об Олеге П. Этому источнику известно и кровное родство Олега с Ольгой в качестве ее двоюродного племянника, и его возвращение в Киев, где после смерти Игоря он вошел в круг ближайших сподвижников великой княгини. То и другое полностью согласуется с выдающимся положением анепсия в посольском списке. Кстати, отметим любопытную деталь: Константин не дает анепсию никакого титула и в то же время ставит его весьма высоко над «архонтиссами» и «послами архонтов». Но ничего странного в этом нет. В глазах багрянородного императора потерявший все короны и «столы» Олег, каково бы ни было его влияние при Ольгином дворе, и не мог претендовать ни на какое другое звание, кроме как просто «кровный родственник Ольги».

Вслед за анепсием и «людьми Ольги» (видимо, ее ближними дружинниками, членами княжьего совета) стоят еще одни родственницы великой княгини – «архонтиссы», число которых на втором приеме возрастает с 6 до 16, если только это не ошибка переписчика. Относительно этих женщин выдвигались две догадки. Во-первых, думали, что они могли быть женами «архонтов». Но численность «архонтов» и «архонтисс», как можно видеть, весьма сильно разнится: женщин значительно меньше, а ведь «архонты», скорее всего, были многоженцами. Непонятно также, почему мужья сидят дома, а их жены разгуливают по Царьграду. Наконец, императорские подарки приравнивают «архонтисс» к «людям Ольги» (тем и другим выдано по 20 милиарисиев). «Архонтиссы» явно принадлежали к окружению великой княгини, о чем свидетельствует сам Константин: «Сия архонтисса [Ольга] вошла с близкими [приближенными], архонтиссами-родственницами и наиболее видными из служанок». В связи с этим полагали, что речь может идти о сестрах Ольги и (или) женах ее братьев. Но тогда встают новые вопросы: если это сестры, то почему сплошь незамужние? Если замужние, то почему их мужья отстранены от участия в переговорах? Если это жены братьев, то где в таком случае сами братья или хотя бы их послы и «люди»?

Удовлетворительных ответов на эти вопросы нет. В то же время простое и самое естественное предположение, что «архонтиссы» были женами Игоря, расставляет все по местам: получает объяснение и их титул, и занимаемое ими высокое положение (именно они, а не послы «архонтов» сопровождают Ольгу на аудиенциях), и неопределенность их родства с Ольгой (ср. характерное выражение Константина: «родственные ей архонтиссы»; христианский государь, понятно, затруднился точнее определить, в какой степени родства находятся между собой Ольга и прочие жены Игоря), и отсутствие упоминания об их мужьях. Многоженство Игоря – факт, хорошо известный Иоакимовской летописи, где сказано, что после женитьбы на Ольге «име же Игорь потом ины жены, но Ольгу, мудрости ее ради, паче иных чтяше»; там же упоминается Глеб – «единый брат» Святослава, но, как видно, от другой матери. Достоверность этого сообщения вне сомнений, ввиду аналогичных указаний источников на многобрачие других русских князей: летописных известий о многочисленных женах Святослава и Владимира, а также сведений Ибн Фадлана о «царе русов» и его «40 девушках».

Положение «архонтов», родственников Игоря, по сравнению с 944 г., осталось прежним. Они точно так же занимают место после Ольги (и соответственно после других княгинь, жен Игоря).

Зато разительно изменился статус Святослава. Если в 944 г. его посол имел порядковое преимущество перед послом Ольги, то теперь он замешался в толпе послов других «архонтов» (предположение, что Святослав вообще не был представлен собственным послом, маловероятно), а ближних гридей («людей») Святослава почтили даром, в четыре раза меньшим, чем «людей» Ольги, и намного уступающим в ценности даже подарку ее рабыням – прислужницам.

Отсюда ясно, что даже во время посещения Ольгою Царьграда, то есть в 957 г., Святослав все еще не был киевским князем. Это обстоятельство ставит крест на «28 годах княжения Святославля» и летописном образе Ольги-опекунши. Константин Багрянородный представил нам бесспорное свидетельство полновластия «Эльги Росены», отодвинувшей своего сына на вторые, если не на третьи роли.

Основы легитимности Ольгиного княжения 

Что же произошло в Киеве в те несколько лет, отделяющих поход Ольги в «Деревьскую землю» от ее поездки в Константинополь? Ограниченность источников позволяет нам восстановить не самый ход событий, а только суть происшедшего. Впрочем, и это немало.

Обратимся сначала к династическо-правовому аспекту вокняжения Ольги. Замещение ею на княжьем столе убитого мужа было, конечно, делом не совсем обычным, но и не вовсе исключительным. И уж совершенно точно, что это не выглядело общественным скандалом и узурпацией. Хотя тогдашние родовые отношения на Руси и были отмечены господством патриархального типа, женщина – все равно, простолюдинка или знатная – сохраняла положение полноценного члена общества, окруженного семейным и общественным почтением и пользовавшегося вниманием со стороны закона. Среди прочих ее прав особо отметим некоторые положения Русской Правды, касающиеся вдов. Закон признавал женщину, оставшуюся после смерти мужа с несовершеннолетними детьми на руках, главой семьи; вместе с причитающейся ей частью наследства она получала управление над всем имением покойного супруга. И поскольку политическая власть в древнерусском обществе того времени была продолжением власти родовой и семейной, главенство Ольги в великокняжеской семье покоилось на твердом основании обычного права. Вообще раннесредневековая история славянских народов знает немало случаев женского правления: чехи помнят княжение Любуши, ляхи – княжну Ванду, сербы – вдову Доброславу и т. д.

Признанию за Ольгой титула великой русской княгини в значительной степени способствовало то обстоятельство, что для мужчин и женщин еще не существовало четко сформулированных раздельных канонов социального поведения. Поэтому пребывание женщины на престоле не расценивалось как предосудительная попытка играть несвойственную ее полу социальную роль и не оскорбляло мужских предрассудков. Славянская женщина в языческую пору получала в полном смысле слова мужское воспитание, или, лучше сказать, юношей и девушек растили на одних и тех же поведенческих образцах. Превыше всего общество ценило силу, отвагу, удачу, торжество над врагом. И женщины отнюдь не были склонны противопоставлять этим ценностям какой-то свой «женский идеал» жизненного блага. Весьма часто они подвизались на одном и том же поприще с мужчинами, не требуя от последних снисходительности и поблажек. Средневековые писатели не раз отмечали участие славянок в походах и битвах наравне с мужчинами. Для женщин из княжеских родов профессиональное владение оружием было повседневной нормой, а их положение предводительниц дружин диктовало и соответствующее поведение в быту. Титмар Мерзебургский пишет об одной славянской княжне, жене венгерского короля: «Она пила чрезмерно; разъезжая на коне подобно воину, она однажды в сильном припадке гнева убила одного мужчину». Тот же образ воинственной и разгульной «княженецкой жены» донесли до нас русские былины:

У великого князя вечеринка была, А сидели на пиру честные вдовы… Промежду собою разговоры говорят, Все были речи прохладные, – Не отколь взялась тут Марина Игнатьевна, Водилась с дитятами княженецкими, Она больно Марина упивалася, Голова на плечах не держится, Она больно Марина похваляется: «Гой еси вы, княгини, боярыни; Во стольном во граде во Киеве А и нет меня хитрее, мудрее, А и я де обернула десять молодцев, Сильных могучих богатырей, гнедыми турами».

Разумеется, я не берусь утверждать, что личность Ольги целиком подходила под этот социально-психологический тип. Но еще меньше я уверен в том, что у историка имеются достаточные основания, чтобы пересадить «матерь всех князей русских» из седла за прялку. Во всяком случае, летописный портрет Ольги выдержан, так сказать, в «мужских тонах». Сказание о мести рисует ее и во главе войска, и с чашей в руке на погребальном пиру. Кроме того, предание наделило Ольгу еще одним выдающимся качеством, особо ценимым в дружинной среде, – ее прославленной «мудростью». Понятие о мудрости в ту пору сильно отличалось от нынешнего. Языческая мудрость заключалась в умении обмануть, перехитрить («переклюкать») соперника или врага, обернуть всякое дело себе на пользу. По-видимому, нельзя отрицать, что это свойство действительно было присуще Ольге как историческому лицу.

В свете сказанного становится понятным, почему именно Ольга унаследовала киевский стол. Ее возвышение было своего рода закономерностью, так как явилось следствием естественного хода вещей. Гибель Игоря превратила Ольгу в ту единственную политическую фигуру, вокруг которой только и могли сплотиться члены великокняжеского рода. Авторитет ее не возник вдруг; благодаря своему знатному происхождению, волевому характеру и проницательному уму она еще при жизни мужа пользовалась чрезвычайным уважением: Игорь, говорит Иоакимовская летопись, «Ольгу, мудрости ее ради, паче иных [жен] чтяше». Положение «старшей» жены и предводительницы собственной многочисленной дружины позволило Ольге выступить организатором карательного похода русов в крымскую Готию. Успешное его завершение окружило Ольгу ореолом удачи, которая была необходимым элементом княжеской харизмы. Обычай закрепил за ней старшинство в роду; победа над готами укрепила веру в ее сакральное могущество. Вместе с родовой властью к «мудрой» княгине перешла слава угодного богам вождя-жреца, отправителя культа (на исполнение Ольгой жреческих функций указывает сцена с убийством «древлян» на могиле Игоря и совершение жертвоприношений под стенами Искоростеня). Так Ольга сосредоточила в своих руках исключительные права верховной власти, духовной и светской. Каким образом она распорядилась этими правами, будет ясно из дальнейшего.

См. также.

См. также.

Ольга, княгиня Киевская

Устроительница Русской земли великая княгиня Ольга

3 января 2014: День памяти Княгини Ольги

Сергей Цветков Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава

Другие новости и статьи

« Инвестирование человеческого капитала в сфере высшего образования

Историко-философская традиции и вызовы современности »

Запись создана: Пятница, 1 Ноябрь 2019 в 0:15 и находится в рубриках Древние армии.

метки: , ,

Темы Обозника:

COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медикаменты медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение оружие охрана патриотизм пенсии подготовка помощь право призыв продовольствие расквартирование реформа русь сердюков служба спецоперация сталин строительство управление финансы флот эвакуация экономика

А Вы как думаете?  

Комментарии для сайта Cackle

СМИ "Обозник"

Эл №ФС77-45222 от 26 мая 2011 года

info@oboznik.ru

Самое важное

Подпишитесь на самое интересное

Социальные сети

Общение с друзьями

   Яндекс.Метрика