«Я октябрю ровесник: первый юбилей революции в советской прессе
В статье рассматривается образ Октябрьской революции по материалам журналов «Мурзилка» и «Смена», выпущенных в 1927 году, посвященных первому юбилею революции. Автор описывает специфику анализируемых журналов, опираясь на работы Дж. Лакоффа и М. Джонсона и современные трактовки метафоры (А. П. Чудинов), подчеркивает, что революция в 1927 году воспринималась как процесс победы нового строя, а не событие. Ключевые слова: историческая память, Октябрь 1917 года, революция, исторический нарратив, Мурзилка, Смена, советская пресса, метафора.
Данная статья посвящена исследованию нарратива о первом юбилее Октябрьской революции (1927 год), представленному в советских журналах. Данный вид эмпирической базы является наиболее репрезентативным для исследуемого периода так как первый учебник по истории в Советском Союзе вышел в свет только в 1937 году и просуществовал до 1950-х. На 1927 год журналы и газеты являлись основным источником новых трактовок событий прошлого.
В первых советских школах не было уроков и учебников. Учебные заведения должны были готовить «строителя коммунизма» и борца за мировую революцию, поэтому привычные предметы заменялись практическими занятиями, а в условиях постоянных прогрессивных изменений в стране необходимо воспитывать «путем взаимодействия с окружающей обстановкой» [3, с. 9]. Даже «усвоение навыков речи, письма, чтения, счета и измерения должно быть теснейшим образом слито с изучением реальных явлений,– и не должно быть в школе арифметики и русского языка, как отдельных предметов» [2, с. 14].
Вместо учебников в середине 1920-х гг. в советских школах появляются «рабочие книги», которые представляли собой небольшие сборники тематических и сезонно подобранных информационных и агитационных материалов. Государственную идеологию транслировали и периодические журналы, предназначенных, независимо от возраста аудитории, исключительно для «строителей коммунизма». В журнале «Мурзилка» рассказы о природе больше соответствовали занятиям в средней школе, а каждое стихотворение, текст несли какую-либо идеологическую или информационную нагрузку. Знакомая «Репка» преображалась в рассказ о том, как шофер, милиционер, рабочий, ломовой, пионер и, конечно, октябренок тянули (вместо мышки) застрявший грузовик («Мурзилка». 1925. № 8), а сказками назывались рассказы о тяжелой жизни китайских рабочих, крепостных крестьян в дореволюционной России или описания экзотических животных. Если у детей принято лепить снежную бабу, то пусть они лепят из снега бюст Ленина, а чтобы покататься на горке, ее надо сделать своими руками. «Мурзилка» служит источником политинформации: о том, как «рабочие будут помогать крестьянам объединяться в колхозы» («Мурзилка». 1930. № 3), о разных собраниях, успехах пятилетки, тяжелой жизни пролетариев и их детей на Западе и т. д. В период интенсивного социалистического строительства «ребята со своей стороны должны усилить свою учебу, помогать собирать утильсырье, помогать взрослым в их работе» («Мурзилка». 1930. № 10). В 1920-е гг. внушали нелюбовь к стране, а классовое сознание, непримиримую бинарную оппозицию «буржуи – пролетариат»;
идентификация должна была происходить по классовому признаку, а не по национальной или государственной принадлежности – «мы не ребята глупые, мы войско Октября» («Мурзилка».1931. № 3). Молодому государству еще нечем было гордиться, и формирование идентичности связывалось с уже существующими (или внушенными) традициями своего социального слоя. Журнал «Мурзилка», как и многие советские журналы, начал издаваться с 1 мая 1924 года тиражом 20000 (к 1933 году – 300000) экземпляров. Как официальное издание «Рабочей Газеты» для детей 4-7 лет, «Мурзилка» не только должен был отражать в себе «ребячье житье-бытье и природу», но и показывать «как ребята должны работать сообща, чтобы им весело было от работы». Потом журнал «повзрослел»; его основным адресатом стали октябрята, то есть, дети 7-10 лет, а «некоторые ребята не расстаются с журналом и в пионерском возрасте» (Мурзилка, 1985, № 6). Тираж журнала увеличился до 5 700 тыс. экземпляров. Улучшилась качество полиграфии, литературная ценность материалов, однако их идеологическая нагрузка уменьшилась. Журнал «Смена» также издается с 1924 года. Изначально его контент был, решением ЦК РКСМ, ориентирован на рабочую молодежь, однако высокое качество материалов и, особенно, литературный раздел, где впервые были опубликованы произведения многих советских классиков (в разное время авторами журнала были Фазиль Искандер, Борис Пильняк, Валентин Распутин, Белла Ахмадулина и др.) сделали журнал самым популярным среди советской молодежи. В 1980-х тираж достигал 3 млн экземпляров. Таким образом, каждый выбранный журнал в исследуемый период являлся монополистом для заявленной возрастной аудитории, его тиражи призваны были охватить как можно больше советских граждан; номера в обязательном порядке поставлялись в библиотеки, где пользовались популярностью. Контроль органов власти за содержанием материалов позволяет считать, что в текстах журнальных статей представлена не столько точка зрения авторов, сколько официальный исторический нарратив. Советская пропаганда обращала самое большое внимание на детей и молодежь. Этот факт обусловил выбор журналов. Задачи исследования предполагали изучение изменения контента в зависимости от возрастных особенностей аудитории, а также адаптацию образов прошлого под различные возрастные группы.
Образ какого-либо исторического события в памяти или в историческом нарративе, представленном в публицистической литературе, является метафорой (в соответствии с когнитивным подходом). Природа образов памяти синкретична, и анализ их в качестве метафор несет большой эвристический потенциал. На метафоричность мышления обращали внимание многие философы (Д. Вико, П. Рикер, М. Эриксон и др.). Становление когнитивного подхода к метафоре связано с работой Дж. Лакоффа и М. Джонсона «Metahhors We Live by», в которой, в частности, доказывается, что «Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы думаем и действуем, по сути своей метафорична» [1, с. 25]. Сейчас эта теория является одной из самых популярных в когнитивной лингвистике. Уже доказанным считается положение, что субъект воспринимает объективный мир через его репрезентации, которые, как правило, носят характер метафор. Метафора является своеобразной схемой, определяющей поведения и действия человека [5, с. 36], а так же это – «основная ментальная функция, способ познания, структурирования и объяснения действительности» [5, с. 7]. Фундаментом метафоризации является процесс обработки фреймов (особых конструкций, возникающих при обработки знаний или опыта, а также сценариев взаимодействия человека с миром); большое значение при этом имеет смена контекста [4, с. 112]. Существует множество различных подходов к определению метафоры и, следовательно, к ее анализу. В данной работе под метафорой понимается синкретичный объект, связанный с образным восприятием информации и опыта. Исторический образ, в том числе, образ Октябрьской революции, может быть зависим от различных метафор, однако в данной работе будет создана метафорическая модель, которая отражает образ Октябрьской революции 1917 года, характерной для первого юбилея революции. 10 лет – это не срок для истории, но для государства без прошлого – это повод объявить события октября 1917 года «великим праздником, равного которому не было в истории человечества» (Смена, 1927, № 20, с. 2). Определение, невозможное в исторической литературе, вполне соответствовало жанру журнальной публикации. Еще кажется, что утопичные мечты не совсем утопичные, и они сбудутся, когда пролетарии всех стран объединяться. Нет прошлого, кроме веков угнетения, нет будущего, потому что победа мирового пролетариата – это девиз, а не перспектива; революция является единственным настоящим, поэтому – процессом. «Мы в революцию растем», – говорят ровесники Октября (М., 1927, № 11). Революция продолжается 10 лет, и будет продолжаться еще, «чтобы к 20-летию Октября по всей Европе
прошла волна пролетарских революций, установилась бы советская власть и 20-летнюю годовщину Октября праздновал бы Европейский Союз Советский Социалистических республик« (Смена, 1927, № 20, с. 8). История еще не написана. Несмотря на то, что, как напоминала «Смена», Ленин говорил о новой революции «пролетариата… и беднейшего крестьянства против буржуазии» (Смена, 1927, № 20, с. 4), на страницах этого журнала встречается и привычное в современных учебниках обозначение «Октябрьский переворот», «восстание». Но самый основной, конечно – Октябрь. Именно он, Октябрь – «ударил» по буржуазии, а теперь отмечает первый юбилей. Читатели «Мурзилки» с флажками – «дети Октября», и они же – «его ровесники». Он – единственный в мире, но каждый год новый, и «с каждым новым Октябрем мы будем крепче и умнее». Пока еще не пришло время для анализа и интерпретации. В качестве цели революции предлагаются не определения, а только лозунги, фразы, еще не ставшие догмами. Поэтому можно задавать неудобные вопросы, интересоваться, спрашивать: «думали, что будем жить лучше, а что есть – безработица большая, тысячи голодных, готовых за кусок хлеба идти на преступление, на проституцию… А вот, если в социалистической республике от голода мрут да от холода мерзнут, но невольно закрадываются сомнение. В деревне кулак живет – в масле катается, а рядом батрак от голоду в овраге дохнет. В городе спец обжирается, а безработные с голоду тоже чуть ноги не протягивают. Где же результат революции?» (Смена, 1927, № 20, с. 16). И всем тем «кто за палью стройки не видит воздвигнутых лесов» (Смена, 1927, № 20, с. 16) долго и подробно объясняют про успехи продолжающейся революции. Да, есть цифры, но больше – «исторический манифест». Сейчас идет стройка, «десять лет существует в нашей стране диктатура пролетариата. Десять лет она светит как маяк угнетенного человечества» (Смена, 1927, № 20, с. 16). Но есть ли дело кораблям, которые идут на свет с берега, что происходит на маяке?
Поэтому читателям «Смены» показывают в цифрах, как улучшилась жизнь рабочей молодежи (основная аудитория журнала) в Советском Союзе со страшных дореволюционных времен, а «Мурзилка» рисует доступные детям радостные картинки современности: «Теперь живем в огромном доме, На воротах львиная пасть… Где были барские хоромы, – Там наша рабочая власть» (Мурзилка, 1927, № 11, с. 13). Революция еще не стала прошлым, ее история не написана. Конечно, есть место для безымянных героев («вот за что мерзли, гибли под пулями, теряли своих детей трудящиеся Советской страны» (Смена, 1927, № 20, с. 10)), но революции нужен символ, и этим символом в 1927 году мог быть только Ленин: «в наш великий праздник, равного которому не было во всей истории человечества – наша первая мысль об Ильиче, о Ленине – вожде победоносных пролетарских колонн, бесстрашно пошедших на штурм капиталистических твердынь» (Смена, 1927, № 20, с. 1). Однако время мифологизации Ленина еще не пришло – слишком много носителей живой памяти. Ленин – вождь, но «в глухом подполье, на каторге, в тюрьмах, в восстаниях, тяжелых поражениях рабочий класс закалял свою волю, сплачивал свои силы для решительного боя» (Смена, 1927, № 20, с. 2). «Тов. Ленин« посылает кучу записок, но в описании событий ключевое место занимает «мы». Безымянный отец героя стихотворения «Октябрь» (Мурзилка, 1927, № 11), «массы трудящихся», «рабочий класс» – революция через 10 лет после 1917 года – изображалась как «общее дело», такое же общее, как сейчас, в 1927 строительство нового мира без угнетения. «Чувствуем ли себя хозяевами?» – спрашивает «Смена» (Смена, 1927, № 20, с. 17). Надо чувствовать «незаметные дела незаметных комсомольцев, которые выковывают хозяйское отношение рабочего к нашей фабрике, к нашему заводу» (Смена, 1927, № 20, с. 17).
Построить новую советскую идентичность невозможно без акцентирования оппозиции «мы-они». Если кратко, то врагами являются все, кто не относится к пролетариату и беднейшему крестьянству, то есть, как пишет «Смена» – к «трудящейся массе». Для читателей «Мурзилки» – это барин, буржуй, купец, в чьем доме теперь детский сад. Для более взрослой и, безусловно, политически подкованной аудитории «Смены» – помещики и капиталисты. Хотя недобрым словом помянули и «коронованных палачей», «попов», «эсеров и местную интеллигенцию» (Смена, 1927, № 20, с. 2), естественно, защищавших Зимний дворец юнкеров (Смена, 1927, № 20, с. 4), «министровкапиталистов» (Смена, 1927, № 20, с. 1) и т. д. Кроме выстраивания оппозиции «мы-они», построению новой, «советской» идентичности служит интерпретация прошлого как веков угнетения и конструирование образа настоящего. Читатели «Мурзилки» – аудитория ценная. Это будет особенно заметно номерах за 1930-е. Они не жили при старом порядке, следовательно, не носят в себе дореволюционные предрассудки. Поэтому для «счастливых ребят Октября» все просто: раньше было страшно, а теперь весело: «А и шумно у вас тут, весело. А прежде-то сколько лет на заперти дом стоял, никого сюда не пускали. Сам хозяин за границей жил, а дом по его приказу охраняли.
И во двор, и в сад никто не мог войти, потому что собаки злющие с цепи были». Весело – это не только день Октября; вся жизнь в революцию – праздник, поэтому рефреном звучит «так весело, ребята». Символом новой жизни становится большой дом, в котором «жил купчина /Десять лет тому назад / И растил на смену сына, / А теперь здесь детский сад». Это массовая декламация в «Мурзилке» является образом государства, в котором на смену старой жизни пришла новая: «Где на площади пустынной / Дворник гнал ребят метлой, / В сквере по дорожке длинной / Дети носятся толпой» (Мурзилка, 1927, № 11, с. 22). Аудитория «Смена» взрослее, одних эмоций и ярких картиной им мало: «Мы не скрываем имеющихся у нас недостатков (остатки нужды, безработица, отсталость и т. д.). Однако, только враги пролетариата могут радоваться этому и не замечать за недостатками важнейшего – того, что баланс прошедших 10 лет показывает, что пролетарская революция и строительство социализма идут вперед» (Смена, 1927, № 20, с. 16). Дальше – «оглянемся – подсчитаем» – про рабочий день, рост уровня грамотности, жилищное строительство.
Ну и про тяжелую жизнь молодых рабочих за рубежом рассказать – чтобы классовую сознательность воспитать, несмотря на «трудности роста» социализма. Таким образом, в первый юбилей Октября, революция трактуется не как Событие, а в качестве начала великого, непрекращающегося и 10 лет спустя пути к будущему миру без угнетения и нужды. Основным символом революции является Ленин, однако авторы журнальных статей не забывают о безымянных героев революции. Врагами Октября оказывается все, кто не относится к «трудящейся массе» – рабочим и беднейшим крестьянам.
Библиография
1. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем: Пер. с анг. / Под ред. и с предисл. А. Н. Баранова. М., 2004.
2. Новые программы единой трудовой школы первой ступени. I, II, III и IV годы обучения. М.; Пг., 1923.
3. Полянский Н. А. Учебник и трудовая школа // Народное просвещение. 1918. № 23-25. (28 декабря).
4. Ричардс А. Философия риторики // Теория метафоры. М., 1990. 5. Чудинов А. П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры (1991-2000). Екатеринбург, 2001.
Головашина Оксана Владимировна
Другие новости и статьи
« Революция 1917 года в философских интерпретациях А. Ф. Лосева
Национальная идея как смысловая парадигма эволюции социума »
Запись создана: Пятница, 6 Декабрь 2019 в 0:15 и находится в рубриках Современность.
Темы Обозника:
COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медикаменты медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение оружие охрана патриотизм пенсии подготовка помощь право призыв продовольствие расквартирование реформа русь сердюков служба спецоперация сталин строительство управление финансы флот эвакуация экономика