Взаимосвязь традиций отечественных военно-учебных заведений с военно-культурными традициями русской армии
Аннотация. В статье дан анализ взаимосвязи традиций отечественных военно-учебных заведений с военно-культурными традициями русской армии. Автор приходит к выводу, что эта взаимосвязь носила сложный, неоднозначный характер. Официальные традиции военно-учебных заведений были практически идентичны официальным традициям армии.
Достаточно тесной была связь культурных традиций военной школы и армии. Однако многие неофициальные традиции, широко распространенные в военной школе (например, «цук»), не имели аналогов в армии. Ключевые слова: традиция, военная культура, военно-учебное заведение, армия, Российская империя. Традиции отечественных военно-учебных заведений как феномен военной культуры имели сложную взаимосвязь с военнокультурными традициями, присущими русской армии. Не будучи изолированными от армии, российские военноучебные заведения испытывали воздействие тех военно-культурных традиций, которые являются общими для армии в целом.
Такие официальные традиции, как проведение парадов и иных торжественных церемоний, почитание знамени, отдание воинской чести, правила ношения военной формы и знаков различия, обеспечивали и внешнее, и внутреннее единение военно-учебных заведений с армией. Форма кадет и юнкеров претерпевала те же изменения, что и армейская форма. Правила воинского чинопочитания, действовавшие в военно-учебном ведомстве, были составной частью правил чинопочитания, принятых в армии, причем последние распространялись не только на юнкеров, находившихся на действительной службе, но и на кадет. Так, приказ по военному ведомству от 10 декабря 1905 г. № 786 о взаимном приветствии нижних чинов был сразу же объявлен для точного исполнения в кадетских корпусах [10, л. 27]. Юбилеи военно-учебных заведений рассматривались как праздники, общие для всего ведомства, в торжественных мероприятиях принимали неизменное участие выпускники.
В высочайшем рескрипте Николая II великому князю Алексею Александровичу по случаю юбилея Морского корпуса говорилось: «Двухсотлетняя годовщина основания Навигацкой школы… является праздником всего флота и той тесно сплоченной морской семьи, которая с такой любовью относится к заведению, где ее представители преемственно усваивали себе, вместе со специальными знаниями, беззаветную преданность к Царю и Родине, любовь к морю, выдержку в перенесении трудов и лишений и отвагу в борьбе с опасностью» [7, с. 213–214].
Установленный в 1903 г. общий для всей армии день поминовения павших на поле боя (Дмитровская суббота) отмечался и в военно-учебных заведениях. Кадеты и юнкера должны были знать о подвигах своих старших товарищей и чтить их память. Большое внимание уделялось сохранению памяти и о частях войск, и о военно-учебных заведениях. Написание исторических очерков военно-учебных заведений началось одновременно с написанием полковых историй, причем у истоков обоих историографических направлений стоял один и тот же человек – А.В. Висковатов. Много общего было у военно-культурных традиций, связанных с учебно-воспитательным процессом. И в войсках, и в военно-учебных заведениях в основе воспитания всегда лежали такие понятия, как самодержавность, православие и патриотизм.
Отношение к образованию и воспитанию войск в целом определяло задачи учебно-воспитательной работы в военно-учебных заведениях. Стремление к распространению знаний в армии, поощрение университетского образования офицеров во 2-й половине XVIII в., повышение их в чинах за успехи в науках органически сочеталось с концепцией воспитания «новой породы людей». Тяга офицеров к книге, к науке была достаточно сильной вплоть до Отечественной войны 1812 г., и тогда же в 1-м кадетском корпусе окончательно угасли просветительские традиции, заложенные И.И. Бецким и его последователями. В XIX в. подготовка будущих офицеров, как и подготовка войск, испытывала на себе влияние борьбы русской и прусской национальных школ. Плац-парадная и репрессивная традиции, доминировавшие в армии в конце XVIII – 1-й половине XIX в., привели к появлению «офицеров, удовлетворяющих всем своим прихотям, наполняющих весь город суровостью и криком своим, готовых за мнимую обиду мстить смертию, но в самом деле бессовестных и в поле против неприятельских батарей весьма смиренных» [2, с. 6].
Когда обскурантизм и розги были положены в основу системы образования и воспитания кадет, точно таким же продуктом репрессивной политики в корпусах стали «закалы». После производства в офицеры невежественные кадеты лишь усугубляли ситуацию в армии, становясь гонителями просвещения и науки: «…занимающегося наукой офицера обыкновенно называли “ученый”, прилагая это название преимущественно в тех случаях, когда ему случалось сделать какой-нибудь промах» [12, с. 154]. Даже в артиллерии, считавшейся «ученым» родом войск, выпускники офицерских классов Артиллерийского училища могли быть встречены следующей фразой: «Прошу вас, господа, выкинуть из головы премудрости, которым вас учили; помните, что голова вам дана для того, чтобы носить каску, а не для того, чтоб рассуждать» [6, с. 546]. Рецидивы парадомании и муштры, впоследствии периодически происходившие в военном ведомстве (например, при П.С. Ванновском), негативно сказывались и на военно-учебных заведениях.
Служившие в корпусах офицеры часто переносили на своих подопечных вынесенные из строя худшие методы работы с солдатами, обращались с ними грубо и пренебрежительно, стремились прилюдно унизить. Культ грубой силы усваивался воспитанниками и становился основой взаимоотношений между ними. В дальнейшем, уже после выпуска, воспитанные под розгами кадеты широко практиковали репрессии по отношению к своим подчиненным и следовали привычной им со школьной скамьи рутине. В итоге «жизнь в гарнизонах во многом походила на жизнь в корпусе: то же однообразие, тот же распорядок дня, та же иерархия, только, в отличие от корпуса, бывший воспитанник, став офицером, не подвергался телесным наказаниям, а получал право сам командовать другими людьми» [1, с. 183]. Возрождение суворовской военной традиции в подготовке войск, большая заслуга в котором принадлежала М.И. Драгомирову, не замедлило отразиться на учебно-воспитательной работе в военных гимназиях и военных училищах, которая встала на прочную научную основу и приобрела бульшую практическую направленность.
В мероприятиях, направленных на укрепление патриотизма в армии в начале XX в., после русско-японской войны были широко задействованы и военно-учебные заведения: кадеты и юнкера были неизменными участниками всех праздничных торжеств; в военно-учебных заведениях, как и в строевых частях, стали активно формироваться музеи. Учебно-воспитательные традиции, сложившиеся в ходе обучения личного состава армии, проецировались на военно-учебные заведения, ибо воспитатели в подавляющем большинстве случаев приходили из строя.
Главное управление военно-учебных заведений подчинялось военному министру, поэтому указания и распоряжения по учебным и воспитательным вопросам, адресованные войскам, как правило, касались и военно-учебных заведений (в первую очередь военных и юнкерских училищ). Религиозное воспитание неизменно являлось основой духовно-нравственного воспитания как солдат, так и будущих офицеров. При этом всегда демонстрировалось уважительное отношение к тем, кто исповедовал католицизм, протестантизм, ислам. Неправославным нижним чинам, как и кадетам, предоставлялись отпуска в дни их религиозных праздников, чтобы служебные обязанности не мешали им следовать обязательным для верующих предписаниям, посещать богослужения и т. п. [8, л. 1–1 об.]
Военно-профессиональная подготовка будущих офицеров основывалась на изучении боевых традиций русской армии. Так, преподавание военной истории, в соответствии с «Инструкцией по учебной части для военных училищ», должно было являться «правдивым изображением доблести и заслуг народной русской армии перед своим отечеством – Россией» [5, с. 60]. Любовь к Родине, готовность к самопожертвованию, чувство товарищества, железная дисциплина и стойкость – все эти лучшие традиции русского воинства выступали в качестве принципов воспитания кадет и юнкеров. В военных и юнкерских училищах весь уклад жизни был максимально приближен к армейским условиям. Однако непосредственная, живая связь между военной школой и армией так и не была установлена: «…между казармой и школьной скамьей юнкера плотина, которую необходимо уничтожить.
Школа и армия не идут рука об руку: первая опаздывает и никогда не в курсе современных требований, предъявляемых бытом и службой войск, которые прогрессируют с головокружительной быстротой, школа же движется по пути усовершенствования медленно, часто останавливаясь и оставаясь в положении покоя» [3, с. 62–63]. Много общего было между культурными традициями армии и военно-учебных заведений. Традиция театрального творчества, особенно сильная в 1-м кадетском корпусе, распространялась благодаря выпускникам в войсках.
В Лейб-гвардии Измайловском полку, офицерский корпус которого на треть состоял из выпускников 1-го кадетского корпуса, начиная с 1884 г. по инициативе великого князя Константина Константиновича устраивались «Измайловские досуги» – литературно-музыкально-драматические вечера. Подобным же образом устанавливалась взаимосвязь между развитием музыкальной и танцевальной культуры в военно-учебных заведениях и строевых частях, а также уровнем культуры чтения. Высококультурный офицер, вышедший из корпуса и училища с навыками, позволяющими поставить спектакль или организовать и обучить хор, являлся хорошим наставником и воспитателем для своих подчиненных, ибо театральные постановки и пение «поднимают человека над уровнем ежедневного однообразия – службы и действуют на его внутренний мир, облагороживая и развивая его» [13, с. 14].
Налицо случаи заимствования и неофициальной культуры, в частности фольклора. Так, кадетский «Журавель» возник как подражание армейскому «Журавлю» [4, л. 1]. Однако значительная часть неофициальных традиций (например, шутливые церемонии, шванц-парады, традиционное начальство) не заимствовались из армии, где их не было, а «рождались в порывах беззаботной молодости» [9, с. 182]. Не имел аналогов в армии и «цук», являвшийся исключительной принадлежностью военно-учебных заведений. Достаточно тесной была взаимосвязь военно-культурных традиций корпусов и училищ с традициями русского офицерства.
Подготавливая своих питомцев к офицерской карьере, военно-учебные заведения неизменно находились в сфере влияния традиций, присущих офицерскому корпусу. Кроме того, родители-офицеры и прочие родственники еще до поступления мальчика в корпус оказывали колоссальное влияние на формирование его личности. Поэтому представление о чести офицерского мундира было близко и понятно кадетам и юнкерам как будущим офицерам. Нормы корпоративной этики, существовавшей в воинских частях, разделялись юнкерами и кадетами старших классов.
Офицерское товарищество, являвшееся важнейшей духовной скрепой русского офицерского корпуса, было основано на лучших принципах кадетского и юнкерского товарищества – семейственности, взаимопомощи, готовности пострадать за товарища, разделении служебных и товарищеских отношений. Выпускники одного и того же заведения считались товарищами, даже если не были знакомы; питомцы 1-го кадетского и Пажеского корпусов, а также Павловского военного училища должны были обращаться друг к другу на «ты», невзирая на разницу в возрасте и служебном положении. Грубое нарушение принципов доброго товарищества юнкером могло повлечь за собой превращение его в изгоя, которого не принимал ни один дорожащий своей репутацией полк. Негативные неофициальные традиции, свойственные офицерам (презрение к штатским, традиция кутежей), нашли поддержку и среди определенной части учащихся военно-учебных заведений. Особенно рьяное стремление подражать старшим товарищам демонстрировали юнкера кавалерийских училищ.
Антагонизм, который был присущ представителями разных родов оружия, господствовал и в военно-учебных заведениях. Пренебрежительное отношение артиллеристов и инженеров к пехотинцам, вражда между ними и кавалеристами, бросавшаяся в глаза рознь между армией и флотом, обособленное положение гвардии – все это находило аналоги во взаимоотношениях между юнкерами различных военных училищ и пажами. В свою очередь, вражда между юнкерами, пажами и гардемаринами подогревала рознь между представителями разных родов оружия [11, с. 26].
Таким образом, взаимосвязь традиций отечественной военной школы и русской армии выглядела следующим образом. Официальные традиции военно-учебных заведений были неотъемлемой частью официальных традиций, существовавших в армии. Достаточно тесная связь была между культурными, образовательными и воспитательными традициями, которые испытывали на себе одновременное и одинаковое воздействие колебаний правительственного курса и изменений социокультурных параметров общества.
Неофициальные традиции армии и военной школы были генетически связаны, однако далеко не все неофициальные традиции военной школы (к примеру, «цук») имели аналог в армии.
Список литературы
1. Аурова, Н. Н. Атмосфера и быт в кадетских корпусах в конце XVIII – первой половине XIX вв. / Н. Н. Аурова // Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2002. Предмет, задачи, перспективы развития. – М. : РОССПЭН, 2002. – С. 182–194.
2. Ветеран. О нравственном образовании военных людей // Военный журнал. – 1811. – Кн. 18. – С. 4–14.
3. Галкин, М. Новый путь современного офицера // М. Галкин. – СПб., 1907. – 143 с.
4. Журавель. Издание первое // Российский государственный военноисторический архив (РГВИА). – Ф. 260. – Оп. 1. – Д. 18 (неопубл.).
5. Инструкция по учебной части и программы для преподавания учебных предметов в военных училищах. – СПб. : Тип. штаба войск гвардии и Петерб. воен. округа, 1883. – 210 с.
6. Исторические анекдоты / сообщ. М. Соколовский // Михайловец. – 1906. – № 8. – С. 546–547.
7. Кротков, А. С. Морской кадетский корпус : Краткий исторический очерк / А. С. Кротков. – СПб., 1901. – 228 с.
8. О том, чтобы буйство перед фронтом должно быть укрощаемо властью старшего под командой // РГВИА. – Ф. 318. – Оп. 1. – Д. 523.
9. О цуке // Незабываемое прошлое Славной Южной Школы. 1865– 1965 : Исторический очерк Елизаветградского кавалерийского училища с воспоминаниями питомцев школы ко дню основания училища / под ред. С. Н. Ряснянского. – Нью-Йорк, 1965. – С. 182–189.
10. По приказам Орловского Бахтина кадетского корпуса за 1906/07 учебный год // РГВИА. – Ф. 725. – Оп. 52. – Д. 470 (неопубл.).
11. Режепо, П. Офицерский вопрос / П. Режепо. – СПб., 1909. – 35 с.
12. Традиции офицеров русской армии / под ред. И. И. Басика [и др.]. – М. : Жуковский, 2004. – 320 с. 13. Эффр, фон. Германской службы майор. Офицер-воспитатель / фон Эффр ; пер. П. Светланова. – Варшава : Воен. книгоизд-во «Офицерская жизнь», 1912. – 16 с.
Гребенкин Алексей Николаевич
Другие новости и статьи
« Тактика ведения боя иррегулярной конницы русской армии в XVII-XX веках
Нарком по делам национальностей »
Запись создана: Четверг, 11 Июнь 2020 в 1:15 и находится в рубриках Новости.
метки: армия, Русская армия, традиции
Темы Обозника:
COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медикаменты медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение оружие охрана патриотизм пенсии подготовка помощь право призыв продовольствие расквартирование реформа русь сердюков служба спецоперация сталин строительство управление финансы флот эвакуация экономика