Звездный час Андрея Кокошина
«От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича», – острили в приснопамятные времена про Микояна, самого известного советского политического долгожителя. Если бы кто-нибудь взялсяискать аналог непотопляемому Анастасу Ивановичу для второй половины 1990-х, то на ум прежде всего приходит Андрей Афанасьевич Кокошин. В апреле 1992 года известный ученый-американист оказался в кресле первого заместителя министра обороны.
Что было неудивительно в тот романтический период, когда завлабы становились вице-премьерами (военным в этом смысле даже повезло, они всетаки получили в замминистры академика РАН). Поразительно другое. Если политические карьеры большинства либеральных ученых, отправившихся во власть по демпризыву, закончились столь же стремительно, как и начались, Кокошин как попал на пятый, «руководящий» этаж здания на Арбате, так и просидел там всю эпоху «бури и натиска» – от Грачева до Сергеева.
Он пересидел всех. Выжил, когда Грачев одного за другим отправлял в отставку замов, с которыми, в отличие от Кокошина, был связан «афганским братством». Сохранил кресло и когда сначала Лебедь, а потом Родионов разгоняли грачевскую команду. Наконец, его не задели молнии президентского гнева, спалившие министра Родионова. Так в чем же заключалась тайна кокошинского долгожительства?
Его соратники по раннедемократическим временам уверены: Кокошин уцелел потому, что никогда не ссорился с генералами, во всех серьезных вопросах уступая военной бюрократии, и довольствовался той ролью, которую ему отводили. «Результат его деятельности – наихудший из всех возможных. Кокошин дискредитировал саму идею гражданского контроля над военной сферой. Чиновники Минобороны сделали его абсолютно безвредным», – не раз приходилось слышать от былых кокошинских сподвижников. Однако существует и прямо противоположный взгляд на деятельность Андрея Афанасьевича: замминистра поступил совершенно правильно, отказавшись от попытки произвести революцию в военном ведомстве.
Его тактика малых дел, ставка на длительное вживание гражданского начальника в Минобороны в конечном счете дала свои плоды – научила-де генералитет прислушиваться к мнению гражданских. Так или иначе, но извечную дилемму интеллектуала во власти – вступить в борьбу с бюрократией или попытаться с ней ужиться – Кокошин, в отличие от Батурина, решил в пользу второго варианта. Вряд ли такое решение далось ему легко. В Андрее Кокошине, похоже, вели нескончаемую борьбу два начала: мастер спорта по регби – жесткий, способный идти напролом, и тихий кабинетный ученый.
Его мощному, тренированному телу было тесно в пиджаке. Энергия, которую приходилось сдерживать, требовала выхода. И, запершись в своем огромном кабинете, он до изнеможения растягивал эспандер. Переход из ученого в заместители министра – не первая резкая перемена в жизни Андрея Кокошина. В 1969 году практически сразу после окончания Бауманского училища (специальность «радиоэлектроника») он поступает в аспирантуру сверхноменклатурного Института США и Канады Академии наук СССР (ИСКАН).
В тот момент этому чисто гуманитарному учреждению срочно понадобились технари. Началось с того, что в ходе переговоров СССР и США по стратегическим вооружениям обнаружилось весьма неприятное для Москвы обстоятельство: Кремль не понимал логики, которой руководствовался потенциальный противник. Наши разведчики скрупулезно подсчитывали американские ракеты и боеголовки, стараясь разузнать побольше об их технических характеристиках. Дипломаты пытались проследить за подковерной борьбой между Пентагоном и Госдепом, но того, чем руководствуются американцы, принимая те или иные решения, понять не могли.
В конце концов, выяснилось, что в США над стратегическими концепциями трудились не генералы – этим занимались ученые-политологи. Их стараниями была разработана теория сдерживания, которая и легла в основу американской ядерной стратегии. Кремлю потребовались люди, способные не только объективно оценить эти теории, но и понять, как они реализуются на практике в создании тех или иных систем ядерного оружия. Задача была возложена на ИСКАН. Здесь-то и взошла звезда Андрея Афанасьевича.
В 1972 году он защищает диссертацию «Развитие прогнозирования международных отношений в США». (Заметим, что его научным руководителем был Анатолий Андреевич Громыко, сын тогдашнего министра иностранных дел, что свидетельствует об умении Андрея Афанасьевича правильно строить отношения с верхами.) Работая на стыке внешнеполитической и военной тематик, Кокошин пишет несколько весьма заметных работ с анализом военной теории и военной стратегии США.
Те, у кого достанет терпения прочесть их сегодня, продраться через научную терминологию, с удивлением обнаружат там наряду с ритуальным поношением американского империализма мысли, вполне созвучные нашему времени, – например, о необходимости обеспечивать безопасность на максимально низком уровне вооружений. В то же время эти работы написаны в стиле справок в «инстанцию» (так на жаргоне аппаратчиков того времени именовался ЦК КПСС), суть которых: сказать толику правды и не вызвать при этом гнева начальства. Этот стиль постепенно проникает не только в творчество, но и в жизнь Андрея Афанасьевича. Мало-помалу отдел военно-политических исследований ИСКАНа, который в середине 1970-х возглавил Кокошин, превратился в уникальную, немыслимую в условиях Советского Союза школу независимой военной экспертизы.
Соединив американскую методику с собственными разработками, ученые получили необходимый научный аппарат для объективной оценки состояния дел в советской армии. И они дождались своего часа: в конце 1980-х подвергли жесткой и аргументированной критике всю военную систему СССР, впервые заявив, что масштабы советских военных приготовлений «превышают все разумные параметры». Маршала Язова статьи директора ИСКАНа академика Георгия Арбатова и его сотрудников доводили до белого каления. Но самое главное – с этими гражданскими «пиджаками» было трудно спорить по существу: предмет они знали прекрасно. Не обошлось без обвинений в том, что ИСКАН – гнездо ЦРУ, а его сотрудники – «агенты влияния» американской разведки. Надо сказать, что сам Андрей Кокошин, сделавшийся к тому времени заместителем директора института, отнюдь не бросался в этой полемике на амбразуру.
Он лишь открыл эту дискуссию. Причем сделал это в своей обычной манере – полунамеком. В 1987 году вместе с генерал-майором в отставке Валентином Ларионовым он публикует статью «Курская битва в свете современной доктрины». Кокошин отлично знал особенность советской военной школы – любое крупное решение в оборонной сфере должно быть аргументировано исходя из мифологизированного опыта Великой Отечественной войны. И вот, явно греша против исторической правды, он доказывает, что победа под Курском была одержана благодаря «оборонительной обороне» (советская военная наука всегда рассматривала оборону как этап в подготовке наступления). Вывод: для того чтобы одолеть агрессора, вовсе не обязательно добиваться всеобъемлющего превосходства над ним в мирное время. Неблагодарное дело доказательства того, что в попытке обеспечить это самое превосходство советская армия истощает ресурсы страны, он оставил другим. В 1980-е Кокошин участвовал в подготовке важнейших советско-американских договоров по сокращению ядерных вооружений. Утверждают, что он был одним из разработчиков принятой в 1987 году военной доктрины государств-участников Варшавского договора – первого открытого документа такого рода.
Именно в нем, кстати, СССР впервые заявил об отказе использовать ядерное оружие первым. Насколько мог, Кокошин всегда старался избегать открытых столкновений. По сути дела, Андрей Афанасьевич, представлял собой третье, совсем рафинированное поколение цэковских референтов, людей умных, образованных, но во всех случаях старавшихся избежать ответственности. Референт может вырабатывать решения и даже очень творчески, но никогда их не принимает. Вместо того чтобы отругиваться, Кокошин старался наладить отношения с представителями военно-промышленного комплекса и самими военными.
Так, в значительной степени его стараниями семинар «Политика и военная стратегия», который в течение полутора лет проводили Академия Генерального штаба и Комитет ученых за глобальную безопасность, начавшийся с взаимных упреков, в конце концов вырулил на довольно конструктивное обсуждение концепции новой военной доктрины. В результате у генералов Кокошин заработал репутацию знатока военных проблем (ну, насколько это высшее знание доступно гражданским штафиркам) и одновременно человека умеренного в отличие от его коллег из ИСКАНа – яростных критиков армии. Это обстоятельство и стало, видимо, решающим при назначении Андрея Кокошина в Министерство обороны. К весне 1992 года проблемы армии, деморализованной после краха ГКЧП и стремительно разваливающейся после соглашений в Беловежской пуще, встали перед Кремлем в полный рост.
Все понимали, что Объединенные Вооруженные силы СНГ сохранить не удастся. Офицерство требовало определенности в военной политике и ясных социальных гарантий. Общественность же ратовала за военную реформу. Нужны были люди, способные овладеть ситуацией и возглавить теперь уже российское Министерство обороны. Между тем после августа 1991 года Борис Ельцин не слишком доверял генералам. В то же время он понимал: записные «демократы» вроде майора Владимира Лопатина (бывшего начальника полкового клуба, который приобрел известность тем, что истово обличал советскую военную машину на первых съездах народных депутатов) неспособны к эффективной организационной деятельности.
Надо сказать, что лопатинское фанфаронство, равно как и беспробудное пьянство генерала Константина Кобеца, сильно дискредитировало других членов новосозданного российского Госкомитета по обороне, в частности Виталия Шлыкова, обладавшего ясным пониманием того, как следует вести реформирование военной экономики и Вооруженных сил. Президент мучительно искал подходящую кандидатуру. И в этот момент Кокошина стала проталкивать на пост министра «ДемРоссия», претендовавшая тогда на роль правящей партии, директора ведущих предприятий ВПК и такие видные ученые-организаторы, как академики Юрий Рыжов и Евгений Велихов. Ельцин же, поразмыслив, назначил министром… себя. И только чуть погодя Кокошина – заместителем министра обороны. Многие тогда решили, что президент просто хочет смягчить болезненный для Вооруженных сил переход под команду гражданского чиновника и через пару месяцев Кокошин станет министром.
Чего, однако, не произошло. В тот момент Ельцину был нужен не столько реформатор, сколько человек, который мог бы держать армию в кулаке. Выбор пал на Павла Грачева. Один Бог знает, что пережил тогда Андрей Кокошин. Но прежний опыт общения с «инстанциями» помог и тут. Кокошин не грохнул кулаком по столу, не возмутился, что президент профанирует саму идею гражданского контроля (как поступил тот же Виталий Шлыков, немедленно подавший в отставку с поста заместителя председателя Государственного комитета по обороне сразу после назначения Грачева), а стал действовать в предлагаемых обстоятельствах. Он занялся вопросами военно-технической политики, финансирования Вооруженных сил, международного военного сотрудничества. Когда министерские интриганы резали штаты его аппарата, быстро доведя его до уровня секретариата, он не сопротивлялся.
Не сопротивлялся он (по крайней мере, публично) и стремлению «лучшего из министров обороны» распоряжаться финансами. Тихо занялся скучной работой по их выбиванию. При всем том у Кокошина были вполне товарищеские отношения с Грачевым. Злые языки утверждают, что не кто иной, как гражданский Кокошин, приводил в чувство и отпаивал чаем растерявшегося генерала Грачева в памятную октябрьскую ночь 1993 года. При всех министрах главной зоной ответственности Кокошина была военно-техническая политика. И тут ему пришлось перестраивать мировоззрение капитанов ВПК, которые осаждали его с требованием госзаказа – чтобы танки и пушки, которые государство уже не могло оплатить, производились именно на их заводе.
При этом грудью стояли за сохранение советской практики, когда разные КБ разрабатывали один и тот же вид оружия и в результате в войска поступали однотипные, но разные по конструкции системы. Андрей Кокошин настаивал на том, что любой вид вооружений существует не сам по себе, а в комплексе со всей военной инфраструктурой. «Как надоели эти разговоры об очередном супероружии, не имеющем аналогов в мире, – не выдержал он однажды в интервью автору. – А начинаешь разбираться, и выясняется, что невиданная ракета или самолет оснащены электроникой времен царя Гороха, что никто не знает, в каких боевых действиях, в борьбе с каким противником эту чудо-технику предполагается использовать, что у суперракеты нет самолета-носителя».
В Министерстве обороны и Генштабе нашлись единомышленники, вместе с которыми Андрей Кокошин разработал принятую в 1996 году государственную программу обеспечения армии вооружениями. Сей документ представлял собой первую попытку ясно сказать, какая военная техника и с какими характеристиками необходима российской армии в следующем веке. Более того, были названы конкретные предприятия (их несколько сотен), которые должны были эту программу выполнять.
Работа была проделана немалая, и задела она интересы очень многих. Добрых пять лет, рассказывал Кокошин, директора оборонных предприятий донимали его вопросами: «Скажите наконец, мы нужны министерству или нет. Если нужны – дайте заказ. Если нет – отпустите на волю». И вот появился документ, где сказано: одни нужны, а другие – нет. Но вместо того чтобы радоваться, «отпущенные на свободу» бросились писать президенту о зловредном Кокошине, который разваливает отечественный ВПК. Однажды автору пришлось воочию наблюдать, какую ярость у капитанов ВПК вызывает одно упоминание имени Кокошина: «Да кто он такой, чтобы решать, какое оружие необходимо России для обеспечения безопасности!»
В данном случае умение обходить острые углы, похоже, Андрею Афанасьевичу повредило. Это самое «не нужны» следовало сказать не в 1996-м, а гораздо раньше. Однако справедливости ради заметим, до Кокошина вообще никто не решался сказать этих слов руководителям военно-промышленного комплекса. Концепция военно-технической политики сама по себе, не включенная в общий план военной реформы, – вещь бессмысленная. Ранее мы уже упоминали, что группа аналитиков под руководством Кокошина еще в грачевские времена без лишнего шума разработала объемный документ, описывавший структуру будущей армии, характеристики вооружения, которым она должна быть оснащена.
Важно, что и в данном случае чисто военный анализ сопровождали строгие экономические выкладки. Меры, которые там предлагались, генералитету понравиться не могли: сокращение в несколько раз количества наземных соединений до 10–15 полномасштабных многофункциональных дивизий, отказ от концепции «господства в Мировом океане» и концентрация усилий флота на создании «Северного стратегического бастиона» и многое другое. Впервые об этом документе заговорили сразу же после увольнения Грачева и назначения Родионова, на словах разделявшего идеи реформирования. Однако министр взгляды изменил, и Андрей Кокошин положил документ на полку.
Правда, уже осенью 1996 года предложения, удивительно напоминавшие кокошинские, появились в аналитических записках, подготовленных аппаратом Совета обороны. И вот в 1997 году для Кокошина создалась уникальная ситуация. Ему не надо было ни за кого прятаться. Сергееву срочно нужен был конкретный план реформы или, точнее, оптимизации Вооруженных сил. Кокошин предоставил ему свои разработки.
Александр Гольц. Военная реформа и российский милитаризм. – СПб.: Норма, 2019. – 360 с.
Другие новости и статьи
« Автомобильный транспорт в годы Великой Отечественной войны
Президентство В.В. Путина (2000–2008) »
Запись создана: Четверг, 12 Март 2020 в 8:25 и находится в рубриках Новости.
метки: история, впк, военная техника, армия
Темы Обозника:
COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медикаменты медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение охрана патриотизм пенсии подготовка помощь право призыв продовольствие расквартирование ремонт реформа русь сердюков служба спецоперация сталин строительство управление финансы флот эвакуация экономика