Мифы исторической памяти русских крестьян
Россия окружена огромным количеством противоречивых мифов о собственной истории – о культурной отсталости, о повсеместном крепостничестве и тюрьме народов, о пьянстве и лени, о наивном монархизме и т.д. См.: 1, с. 39–65; 2; 3 Возможно, ни один народ в мире так по-разному не оценивается, как русский. Почему эти мифы создаются и так долго бытуют? Безусловно, играет свою роль недостаточное знание большинством населения своего исторического прошлого.
Но, главное состоит, пожалуй, в том, что в русской истории огромную роль играли различного рода «теории», идеология, тенденциозное освещение настоящего и прошлого. Ведь для достижения своих целей, обоснования необходимости перемен, осуществления преобразований революционерам (да и реформаторам тоже) нужно создать совершенно искаженные представления о предшествующей истории, ее «отрицательный» вариант. При этом, сознательно затеняются, искажаются неугодные страницы прошлого. Семивековая допетровская история была оклеветана окружением Петра I, большевики создали и внедрили в массовое сознание миф о косной и неподвижной императорской России.
Многим поверхностным представлениям об отечественном прошлом мы во–многом обязаны мифотворцам–преобразователям, способствовавшим утрате исторической памяти и большевизации общественного сознания. Вместе с тем, несомненно также и то, что всем народам (особенно на что-то в истории претендующим) необходимы собственные героические и культурные мифы. Я вовсе не призываю к тому, чтобы сознательно и целенаправленно творить эти мифы, лишь констатирую особенность мировоззрения, общественного сознания. Героические мифы поддерживают пассионарный дух нации, помогают ей жить дальше. Мы не знаем доподлинно, благословил ли в самом деле Сергий Радонежский Дмитрия Донского перед походом на Куликово поле См.: 4. Но если даже и не было их личной встречи, в мироощущении современников Куликова поля и их потомков прочно утвердились представление о необходимости церковного благословения в военном деле, убеждение в святости воинского подвига. Культурный миф о походе Ермака несколько веков двигал переселенцев в суровые сибирские края. Так что, в известном смысле и такое великое свершение как присоединение Сибири также опиралось на историческую память. Важнейшие культурные мифы входят в комплекс народных исторических представлений и выполняют роль тех опорных ментальных конструкций, которые позволяют сохраняться традиционному сознанию, адаптируя его к изменяющейся действительности.
Народный подход к отечественной истории по преимуществу позитивен. При реконструкции национальной жизни естественно опираться на лучшие, выдающиеся примеры и образцы. Портрет нации, который создается на основе всего лучшего, что в ней есть, способствует ее сплочению. Ведь воссоздавая облик культуры, искусства любого общества, мы ищем опорные точки в лучших произведениях, останавливаемся на гениальных авторах, художниках и на их лучших творениях. Этот принцип – ориентация на лучшие образцы – представляется чрезвычайно важным, тем более, что в смутные и переломные эпохи общество часто бывает дезориентированным, а порой и теряющим основные смыслы национального бытия. Отмечу еще один важный аспект относительно взаимосвязи исторической памяти и характера народного мировоззрения. Довольно часто в научной среде (не говоря уже об обыденном сознании) звучат суждения об якобы «мифологизированности» крестьянского сознания. На мой взгляд, точнее следует говорить не о «мифологизированности», а о совершенно естественном для религиозного типа сознания большинства русских признании реальности мистических явлений. Разумеется, подобного рода восприятие мира накладывало свой отпечаток на видение истории и современности. Сказывались в этом отношении и влияние фольклорной традиции, и малая осведомленность крестьян, а также заинтересованность в решении тех или иных вопросов. Народ, как правило, воспринимал и принимал прежде всего то, что не входило в противоречие с его исторической памятью и основополагающими воззрениями.
Народная трактовка истории определялась не только религиозным характером мышления, но и приводилась в соответствии с социальными ожиданиями и запросами. С точки зрения постоянно волновавшего народ вопроса о воле воспринимали в деревнях многие события общественной и политической жизни, давалась оценка историческим деятелям. На формирование коллективных представлений о прошлом несомненное влияние оказывают вновь приобретенные знания; разумеется, и сами представления, в свою очередь, испытывают воздействие господствующей идеологии, политической конъюнктуры, массовых стереотипов и т.д. В результате практически любой исторический факт искажает реальность, являясь ее субъективной интерпретацией. Действительно, наивно верить, что в древности все объективно и беспристрастной фиксировалось. Непонятно, почему мы должны верить в «презумпцию правдивости» всех «несторов» и «пименов-летописцев».
Память об историческом прошлом представляет собой по сути – символическую репрезентацию прошлого (и в этом смысле, муза истории Клио в древнегреческой мифологии – действительно, хранительница легенд и догадок). Особенной интенсивностью трансформационные процессы в сфере исторического сознания отличались в переходные, «смутные» времена. Размывание традиционных представлений народа не могло не отразиться на восприятии истории и современности. Огромная роль слухов в мифологизации исторической картины мира играли слухи, бывшие для крестьянской России основным источником информации. Постоянно воспроизводимые в народе слухи об освобождении от «крепости» не угасли после реформы 1861 г. Новая социальная обстановка породила новую волну слухов. Их темой иногда становилась «подложность» самого манифеста об отмене крепостного права, подлинный текст которого якобы утаили помещики и местная администрация (и прежде, случалось, крестьяне объявляли подложными подлинные царские указы, слишком расходившиеся с их представлениями об обязанности монарха защищать народ от злых чиновников). Затем появились слухи о скором наступлении «слушного часа» – полной воли. В последней четверти XIX в., вместе со стихийными, в крестьянской среде появлялись слухи, специально распространявшиеся народническими агитаторами, в частности о переделе земли. Сведения о деятельности народовольцев сообщали односельчанам крестьяне-отходники. Те из них, кто были высланы в деревню по месту жительства за активное участие в стачках петербургских рабочих, нередко становились пропагандистами.
Наряду со вновь поступавшими знаниями и информацией в крестьянской среде продолжали активно бытовать сюжеты, в которых мифологически (и идеологически) переосмысливались вполне достоверные исторические реалии. В воспоминаниях о борьбе различных кандидатур на русский престол в начале XVII в. князь Д.М. Пожарский представал не только как спаситель Отечества (трактовка традиционная и для популярной официозной литературы XIX в., и для крестьянского фольклора), но и как избранник простого люда: «удалого молодца воеводушку» Пожарского «выбрали себе солдатушки, молодые ратнички». В одной из песен Дмитрий Пожарский – вопреки историческим фактам – был избран в цари.
Подмечено, что уже в 20-х гг. XVII столетия, судя по некоторым крестьянским высказываниям, на князя Пожарского распространялась прерогатива, присущая традиционно в народном сознании именно царю – «смирять воров» 5, с. 77.; 6, с. 118. Русские люди, как и любой другой народ, всегда заботились о создании позитивного самообраза, позитивной идентичности. Никакая нация не может жить без собственных героических мифов, ими поддерживается ее жизнестойкость и конкурентноспособность. Примечательно, что в желании иметь позитивный самообраз власть, элита и обычные граждане едины, что, безусловно, способствует устойчивости памяти о героях, пусть даже и не во всем исторически достоверной. С этой точки зрения показательна, например, трактовка воинских подвигов А.В. Суворова, практически все свои кампании проведшего за пределами России (с Турцией – 1787- 1791 гг., с Наполеоном – 1799 г.). Войны с турками, хотя и диктовались всецело государственными интересами России выйти к берегу южного моря, в глазах крестьян были борьбой с мусульманами за Православную Россию, т.е. носили явный народно-религиозный отпечаток.
Не случайно в песнях суворовского цикла военные события изображались очень сжато, в центре внимания оказалась личность православного героя–полководца, а его деятельность в соответствии с логикой народного мышления расширялась до общенациональных масштабов. Нарушения хронологической последовательности, фактологические неточности были характерными явлениями для исторической памяти народа. Но необходимо отметить, что случались они в основном в пределах одной исторической эпохи, касались идеологически и типологически близких фигур. В простонародье наделяли любимых героев лучшими чертами, заимствуя их у других персонажей, приписывали порой не совершенные ими деяния При всем разнообразии исторического контекста память о прошлом всегда являлась краеугольным камнем национальной идентичности. Как и многие другие народы, русские предпочитали опираться на яркие позитивные достижения – военные победы, культурные свершения, выдающихся личностей. Селективный характер памяти часто выражался в преимущественном внимании к местной и региональной истории. При этом, наибольшая устойчивость исторических знаний наблюдалась в тех случаях, когда местная традиция пролегала в русле общерусской. Сказывались также особенности конфессионального развития отдельных групп, социальные и сословные интересы различных слоев.
Литература
1. Лихачев Д.С. Раздумья о России. С.-П.: Издательство «Logos», 2001.
2. Громыко М.М., Буганов А.В. О воззрениях русского народа. М.: «Паломник», 2000 (2-е изд. 2007 г.)
3. Сухова О.А. Десять мифов крестьянского сознания / Очерки истории социальной психологии и менталитета русского крестьянства (конец XIX – начало XX в.) по материалам Среднего Поволжья. М., 2008.
4. Кучкин В.А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский в канун Куликовской битвы // Церковь. Общество и государство в феодальной России. М., 1990.
5. Материалы для истории города Боровска и его уезда. Т.1. Боровск, 1913.
6. Лукин П.В. Народные представления о государственной власти в России XVII века. М., 2000.
7. Olick J. K. From Collective Memory to the Sociology of Mnemonic Practices and Products // Cultural Memory Studies: An International and Interdisciplinary Handbook/Eds. Astrid Erll and Ansgar Nünning, in collaboration with Sara B. Young. Berlin/New York: Gmb&Co. KG, 2010. P.151–162. 8. Bottici C. A Philosophy of Political Myth. New York: Cambridge University Press, 2007. 286 р.
Буганов А.В.
Другие новости и статьи
« 75 лет великой Победе и политика памяти
Мифосимволика российского имперского прошлого в современном политическом пространстве »
Запись создана: Воскресенье, 30 Август 2020 в 18:39 и находится в рубриках Новости.
метки: мифы, крестьянин
Темы Обозника:
COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медикаменты медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение охрана патриотизм пенсии подготовка помощь право призыв продовольствие расквартирование ремонт реформа русь сердюков служба спецоперация сталин строительство управление финансы флот эвакуация экономика