Мир и Россия в поисках новой модели экономического развития
В статье рассматриваются предпосылки для обновления социально- экономического устройства современного мира. Обсуждаются контуры новой парадигмы экономической политики и перспективы включения в нее социальных и климатических императивов. Оцениваются шансы и риски отказа от неолиберальной идеологии в поисках ожидаемой гуманизации человеческого общежития. В этом контексте анализируются особенности экономического положения России и рассматриваются факторы отставания страны от остального мира в формировании новой, более адекватной модели хозяйственного механизма.
Недавно Институт экономики подготовил и отправил в Отделение общественных наук РАН научный доклад на тему, каким должен быть ответ России на, в сущности, экзистенциальный вызов, связанный с глубоким экономическим спадом и коронавирусным бедствием. С докладом можно познакомиться на сайте Института. Я же собираюсь поразмышлять об особенностях общемировой ситуации, сложившейся сегодня в социально-экономической сфере, а также выскажу несколько соображений о некоторых фундаментальных проблемах российской экономики. Вот обычно говорят, что будущее будет другим. Это часто повторяют как мантру. Будто бы переживаемый нами кризис так глубок и носит настолько разрушительный характер, что впору говорить о новой реальности и даже о новой нормальности. На самом деле все это совсем не обязательно. Редко происходит такое. Самый яркий пример — кризис 2008–2009 гг., когда тоже считалось, что чрезмерная финансиализация экономики привела к таким печальным последствиям, что надо взять ее под контроль, финансовый сектор должен быть служанкой реальной экономики, а не ее господином. Все это говорилось очень серьезными и авторитетными людьми.
Но на самом деле, когда, как говорится, жизнь налаживалась, все это забывалось. Но бывают исключения, и об этом хотел бы поговорить. Коронавирусная пандемия заметно активизировала поиски новой модели экономики современного мира. Теперешняя явно не в состоянии справляться с многочисленными вызовами, стоящими перед растерянным человечеством. Сегодня мы наблюдаем интенсивный обмен идеями в этом направлении. А ведь еще совсем недавно мир не испытывал сомнений по поводу того, какая экономика самая эффективная. Только рыночная. Причем чем свободнее рынок, тем выше благосостояние общества. Корыстолюбие не только не порок, а наоборот, чуть ли не добродетель.
Я реализую свои чисто эгоистические намерения, инвестируя собственные деньги в то или иное производство, и тем самым удовлетворяю разнообразные потребности других людей. Словом, «пороки каждого — благосостояние для всех». Надо только дать простор рыночной стихии, то есть позаботиться о минимизации государственной активности, тотальном дерегулировании экономики, всеохватывающей и быстрой приватизации, отмене госсубсидий и всяческих ограничений в торговле с остальным миром. Следует также коммерциализировать организации гуманитарного сектора экономики, к которому относятся образование, здравоохранение, наука, культура. Сегодня все это под вопросом. Начавшаяся почти полвека назад эпоха преклонения перед якобы общественно полезной стихией рынка, судя по всему, заканчивается. Пока, правда, главным образом в академическом дискурсе. Рыночный фундаментализм не оправдал ожидания. Всеобщего благосостояния не получилось. А получилось вопиющее социальное неблагополучие: неслыханное богатство немногих при стагнации доходов средних и широкого распространения бедности и нищеты остальных. Разумеется, это слишком общая картина. Каждая страна имеет здесь свои особенности. Главное, однако, состоит в том, что есть, в сущности, консенсус по поводу неприемлемости экономического устройства, основанного на культе «свободного рынка».
Об этом много уже написано и еще больше сказано. В сущности, критика неолиберализма как базы практической экономической политики постоянно нарастала после кризиса 2008 г., но в основном ограничивалась анализом факторов и последствий растущего неравенства. Сегодня же под сомнением сама система рыночного капитализма, а наиболее активные, если не сказать рьяные, его критики — американцы, являющиеся, как известно, законодателями мод в области экономических исследований. Назову здесь, на мой взгляд, наиболее авторитетных людей, таких как Джозеф Стиглиц, Джеймс Гэлбрейт, Нуэль Рубини и Пол Кругман, которые так или иначе ратуют за пересмотр самой модели современной экономики, подвергая сомнению ее «рыночность» вообще, а не просто критикуя ее за отказ от регулирования спонтанности рыночных процессов.
Нам не дано знать, как будет выглядеть новое социально- экономическое устройство в постпандемическом мире. Хочется надеяться, что оно будет справедливым и при этом не утратит ценности свободы. Во всяком случае широкая и весьма глубокая дискуссия по этому вопросу на Западе не может не внушать оптимизма, тем более уже есть успешный опыт «очеловечивания» капитализма. «Новый курс Рузвельта» (30-е годы), «Великое общество» Кеннеди — Джонсона, «Благосостояние для всех» Эрхарда (50–60-е годы) — это первые удавшиеся попытки создания почти бесклассового общества, когда две трети населения страны составляют зажиточный благополучный средний класс. Нынешняя реальность в чем-то похожа на послевоенную в том смысле, что сегодня, как и тогда, в мире возникла и буквально вопиет потребность в политике социального выравнивания.
Но на этот раз положение намного сложнее. Прямо на наших глазах разрушается среда обитания человека, начавшего пожинать плоды собственного безрассудного вторжения в природу. Поэтому чтобы предотвратить наступление климатической катастрофы, надо будет как-то ограничивать два угрожающих человеку феномена — гипериндивидуализм, с одной стороны, и гиперконсьюмеризм — с другой. Словом, в будущее экономическое устройство так или иначе должен быть встроен не только социальный, но и экологический императив. И, судя по всему, академическое мировое сообщество демонстрирует в этом отношении почти консенсусное единодушие. Теперь о том, как Россия участвует в поисках новой экономической модели и нового содержания экономической политики.
Случилось так, что сменивший ельцинскую полуанархию путинский авторитаризм, с одной стороны, восстановил всю архаику исполнительной вертикали и вытекающую из нее практику ручного управления, а с другой — сформировал установку бюрократии на повышение эффективности всего и вся через достижение количественных показателей. Все это привело к целому ряду нежелательных результатов. Политический монополизм легко сочетается с экономическим. Закрепляется единство власти и собственности. Приобретает системный характер коррупция. Постоянно воспроизводится массовая бедность и социально неприемлемое материальное неравенство. И наконец, государство вмешивается туда, куда не надо, тщательно «опекая», например, частный малый и средний бизнес, и всячески старается минимизировать свое участие в таких сферах жизни социума, как образование, здравоохранение, культура и фундаментальная наука, где его никакой частный бизнес в принципе не может заменить.
Нельзя сказать, что власти игнорируют эти негативные явления. Время от времени первые лица государства публично заявляют об исчерпанности прежней модели не только экономики, но и экономической политики. Говорится о необходимости новой парадигмы управления народным хозяйством. Все это, конечно, не может не радовать. Но вот дальше начинаются вопросы. Ключевой из них — что же конкретно намеревается предпринять власть в среднесрочной и долгосрочной перспективе? К сожалению, приходится констатировать, что декларируемые сегодня установки и представления правительственных чиновников и экспертов о путях решения этой задачи не только не внушают оптимизма, но и вызывают дополнительную тревогу.
Снизить государственное присутствие в экономике, провести структурные реформы, повысить эффективность государственных расходов, сократить административные издержки и налоговое бремя для бизнеса — вот основные правительственные идеи, реализация которых должна вывести страну на траекторию устойчивого цивилизованного развития. Все это уже было и почему-то не дало желаемых результатов. Примитивизация экономики продолжалась и в «тучные», и в «тощие» годы, несмотря на периодические ритуальные заклинания о ее вреде для позиционирования страны в суровом глобальном мире. Вот и сегодня нельзя избавиться от ощущения, что правительство не знает никаких других способов избавления от пресловутой «нефтяной иглы», кроме совершенствования инвестиционного климата, снижения инфляции и концентрации административных усилий на принятых в пожарном порядке очередных не связанных друг с другом национальных проектах.
Словом, в стране сложился хронический системный кризис действующей почти 30 лет определенной модели хозяйствования, и есть все основания полагать, что его глубинная причина — особенности рыночных преобразований, начавшихся в начале 90-х гг. Именно вследствие такой квазирелигиозной убежденности реформаторов во всесилии механизмов саморегулирования формировались и росли препятствия, блокирующие рост конкурентоспособности российской экономики в отношении как производственного потенциала, так и качества формируемых рыночных стимулов и институтов. Власти наши имеют также обыкновение объяснять разочаровывающие итоги реформ так называемыми объективными обстоятельствами, ссылаясь якобы на такой же печальный опыт других постсоциалистических стран. Высокая социальная цена реформ и упрощение структуры хозяйства — будто бы судьба всех переходных экономик, независимо от того, как проводились преобразования — в соответствии с неолиберальными установками или вопреки им. Но факты говорят о другом. Возьмем, например, самый любимый предмет нашей гордости — макроэкономическую стабильность, суть которой — внутренняя и внешняя устойчивость национальной валюты. Если сравнить наши «успехи» в этой области с результатами аналогичных усилий в странах так называемой Вышеградской четверки (Польша, Чехия, Словакия, Венгрия), то обнаружится картина явно не в пользу России. За период 1990–2019 гг. среднегодовой темп инфляции в России составил 57%, в то время как в странах Вышеградской группы он не превышал 12%. Что же касается внешнего обесценения руб ля, то есть динамики его курса к другим валютам, то за последние 20 лет он снизился более чем в 2 раза, а валюты стран Вышеградской группы в это время не только не дешевели, но наоборот, подорожали на 5–7%.
И последнее. Климатические, социальные, геополитические, а теперь и пандемические вызовы безоговорочно требуют мощной государственной активности. Проблема в том, что без государства не обойтись, но оно может действовать абсолютно контрпродуктивно, то есть игнорировать общественные интересы, если на него нет управы. Поэтому исключительную важность в этих условиях приобретает качество политических систем. Иначе говоря, гражданское общество должно постоянно заботиться о том, чтобы властные институты не имитировали демократию, а реально подчинялись бы принципу «сдержек и противовесов». Это легко сказать и очень трудно сделать. Конечно, власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Но нет никакого другого способа воспрепятствовать этому, кроме соблюдения демократических правил ее регулярной сменяемости.
ГРИНБЕРГ Руслан Семенович
Другие новости и статьи
Жизнь после пандемии: как не допустить рецессии »
Запись создана: Суббота, 19 Сентябрь 2020 в 20:25 и находится в рубриках Новости.
метки: экономика
Темы Обозника:
COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медикаменты медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение охрана патриотизм пенсии подготовка помощь право призыв продовольствие расквартирование ремонт реформа русь сердюков служба спецоперация сталин строительство управление финансы флот эвакуация экономика