Романтическое направление в литературе
Подобно сантиментализму, на русской почве потеряло свое общественное значение и то четвертое занесенное к нам с Запада направление, которое известно под именем романтизма. В западной Европе оно возникло почти во всех литературах в конце XVIII и в начале XIX столетия. Капиталистическая промышленность, зарождавшаяся в недрах старого дворянского земледельческого и мещанского ремесленного мира, постепенно разрушала все устои этого мира.
После французской революции и промышленного переворота Европа пережила временный период реакции. , Дворянство, теряющее повсюду свои имения, утрачивающее свое господствующее положение, обращает свои взоры к прошлому, к эпохе господства католичества и феодализма, к средним векам. Поэты этого класса идеализируют рыцарские времена, стараются уйти от чуждой им новой действительности, с отвращением смотрят на «век лавочника», на торжество машин и точных знаний.
Процесс перехода от одной хозяйственной формы к другой сопровождается болезненным состоянием умов. В своей социальной сущности романтизм является течением глубоко реакционным, так как он стремится к возрождению того миросозерцания, которое было тесно связано с обреченным на умирание дворянско-усадебным бытом. Этим отвращением от действительности обусловлена основная черта романтизма—стремление к беспредельному, в таинственный мир, лежащий за пределами земли. Во всех явлениях природы и жизни романтик стремится уловить отражение этого иного, нездешнего мира. Поэтому отличительная его черта—мистическое чувство, т. е. ощущение своей связи с таинственным и бесконечным. Природа и искусство, говорит один из романтиков, это — два способа речи, которыми бог открывает свою волю. Особенно высоко ценили романтики искусство.
Для них оно является величайшим откровением. Картинные галлереи романтик называет храмами, куда он приходит молиться и ощущать присутствие божества. Мистическое чувство побуждало романтика переносить центр своего внимания из мира внешнего в свой внутренний мир. В своей собственной душе он находил отражение вечной идеи или вечного разума или высшего начала— словом, того таинственного, что романтики называли этими различными именами. Из этого основного взгляда романтиков вытекали и все их остальные воззрения.
Художник в их глазах — высшее существо: «Он инстинктивно вкладывает в свое произведение, кроме того, что он выразил в нем с очевидным намерением, как бы целую бесконечность, которую ни один конечный рассудок не способен развить вполне». В области художественных форм романтики провозгласили свободу и беспорядок вместо строгих правил, лежавших в основе классицизма. Они поставили фантазию выше разума, они обратились к временам и эпохам, где преобладали религиозно-мистические настроения, т. е. к средним векам и Востоку, особенно к Индии. В области политики романтики, как уже сказано выше, являлись реакционерами, так как идеализировали феодальный быт его представления. Иногда они прямо восставали против освободительных стремлений, идеализируя королевскую власть и папство, доходя временами до защиты инквизиции.
Наиболее глубокое выражение романтизм получил в Германии, в особенности в учении так называемых иенсккх романтиков, из которых наиболее крупными были Тик и Ваккенродер, братья Шлегели, Шеллинг и особенно Новалис, автор знаменитого романа «Генрих фон-Офтергинген». В Англии интерес к средним векам нашел свое отражение в романах Вальтер Скотта, отчасти в поэмах Байрона. Во -Франции черты романтизма можно указать в поэзии Нодье, Мюссе, Ламартина, Виктора Гюго и т. д. Само собой разумеется, что социальные условия в России были иные, и потому здесь романтизм не совпадал с европейским в своей социальной основе. В России еще дворянство не было так потрясено, как в Европе, торжествующей промышленностью и техникой. Поэтому здесь романтизм не был идеологическим выражением настроений ликвидируемого дворянства.
Подобно сантиментализму, романтизм был экзотикой, своего рода забавой,-средством обогащения своего внутреннего личного мира, мечтательным настроением, утешением и усладой. Этот своеобразный характер русского романтизма всего лучше выражен в известном стихотворении Жуковского «Теон и Эсхин». После долгих скитаний Эсхин возвращается домой с увядшей душой, с царящей в ней скукой. Он долго бродил по свету за счастьем,но счастье убегало,как тень: И роскошь, и слава, и Вакх, и Эрот— Лишь сердце они изнурили. В родном краю он видит своего друга Теона. Теон в противоположность ему смотрит «блистающим радостью взором». Несмотря на смерть своей жены, Теон восклицает, что жизнь и вселенная прекрасны.
Это радостное принятие жизни, несмотря на то, что «с нею печаль неразлучна», этот оптимизм вытекает из романтического представления о бесконечном, отраженном в конечных вещах. Здесь на земле все, и радость и печаль, одинаково ведут к «прекрасной возвышенной цели». Не следует видеть в вещах их земной оболочки, надо созерцать в них вечность. Что может разрушить в минуту судьба, Эсхин, то на свете не наше; Но сердца нетленные блага: любовь И сладость возвышенных мыслен…
И скорбь о погибшем, не есть ли, Эсхин, Обет неизменной надежды: Что где-то в знакомой, но тайной стране, Погибшее нам возвратится. «С земли рубежа» поэт спокойно смотрит «на сторону лучшия жизни». И даже безмолвный таинственный гроб в его глазах—«верный свидетель, что лучшее в жизни еще впереди, что верно желанное будет». То настроение, которое у западных романтиков вытекало из определенного социального положения дворянства, отпрысков догорающего феодального мира, что в конце концов обращалось в определенную реакционную политическую программу, то у русского романтического поэта приобретало характер отвлеченной мечты, утешительной философии, ухода в глубокую внутреннюю жизнь: «Сердца нетленные блага: любовь и сладость возвышенных мыслей». Василий Андреевич Жуковский (1783—1852) считается обыкновенно наиболее ярким представителем русской романтической поэзии. В действительности это не совсем точно. Он переводил поэтов самых разнообразных, в особенности тех, которые принадлежали к западным сантименталистам.
И он, подобно Карамзину, жил в сиянии придворной атмосферы и счастливыми глазами обеспеченных и сытых смотрел на мир. Он, конечно, не мог бы заметить то, что ушло в подполье, не мог остановить свое внимание на первых неуверенных шагах, которые делала революционная мысль, подготовляя наши дни. Общественная жизнь его не занимала. Он видел ее только в форме «света». Здесь, на этой арене, все—актеры, все стараются блеснуть тем или другим качеством, храбростью, добротою.
Здесь людей видишь на сцене, в уборе, в минуту представления. «Хочу ли узнать совершенно твой характер, — говорит Жуковский (в статье «Кто истинно добрый и счастливый человек»),—я должен последовать за тобою во внутренность семейства… Здесь человек один—все призраки исчезли; он действует без свидетелей, в кругу знакомцев слишком коротких, следственно, для него не страшных…
Не имев доброго сердца, можно быть в некотором отношении добрым гражданином… Но быть хорошим семьянином в полном значении сего слова, добрым супругом, отцом, покровителем своих домашних… нельзя, не имев доброго, нежного, чувствительного сердца. Семейство есть малый свет, в котором должны мы исполнять в малом виде все разнообразные обязанности, налагаемые на нас большим светом… Почитай обязанностью быть деятельным для пользы отечества; но лучшие твои наслаждения, но самые драгоценные награды твои да будут заключены для тебя в недре семейства».
Эти строки дают наиболее законченное представление о миросозерцании Жуковского. В нем сочетались сантиментализм и романтизм, тихая внутренняя жизнь была для него одновременно и непосредственным отношением к окружающей действительности и отражением таинственного и бесконечного. И до настоящего времени не лишены для нас привлекательности баллады Жуковского как переводные, так и оригинальные.
Переводные он переделывал на свой лад, смягчая страшное, сглаживая резкие места, углубляя чувствительные. Так поступил он с «Ленорой» Бюргера, заменив страшное отчаяние и проклятия Леноры тихой грустью по милому. Прекрасно вскрывается это свойство Жуковского в переводе Байроновского «Шильонского узника». Жуковского привлекла к себе личность младшего брата, нежно страдающая, родственная самому Жуковскому; гордое страдание старшего брата он заменил тихой скорбью; все резкие места о свободе и гонениях, которым подвергались братья, исключены и вместо них вставлены другие. И. Порфирьев, отмечая эти особенности перевода, обращает внимание на то, что из Шиллера Жуковский перевел только «Орлеанскую Деву», но не перевел пьес, в которых звучит протест и изображена борьба, как «Разбойники», «Заговор Фиеско» или «Валленштейн». К Байрону, одинокому, гордому протестанту, Жуковский не питал сочувствия: «В нем,—писал он,—есть что-то ужасающее, стесняющее душу. Он не принадлежит к поэтам-утешителям».
Так смотрел на жизнь и на поэзию воспитатель будущего царя Александра, исполненный оптимизма и невозмутимого благодушия. В своей поэзии он как бы об’единил сантиментализм и романтизм. Он жил до 1852 г., когда уже завершалась деятельность Крылова, Грибоедова, Пушкина, Лермонтова и Гоголя и начали выступать Тургенев, Гончаров, Григорович, но сам он остался «мечтательным зрителем» и, по выражению П. Н. Сакулина, «жизнь шла мимо Жуковского, оставляя его на уединенном островке каким-то поэтическим отшельником».
П. С. КОГАН
Другие новости и статьи
« Николай Михайлович Карамзин - главный представитель сантиментального направления в литературе
Письмо отца к сыну об употреблении времени »
Запись создана: Воскресенье, 12 Декабрь 2021 в 13:29 и находится в рубриках Новости.
метки: литература, романтизм
Темы Обозника:
COVID-19 В.В. Головинский ВМФ Первая мировая война Р.А. Дорофеев Россия СССР Транспорт Шойгу армия архив война вооружение выплаты горючее денежное довольствие деньги жилье защита здоровье имущество история квартиры коррупция медикаменты медицина минобороны наука обеспечение обмундирование оборона образование обучение охрана патриотизм пенсии подготовка помощь право призыв продовольствие расквартирование ремонт реформа русь сердюков служба спецоперация сталин строительство управление финансы флот эвакуация экономика