Как убедительно показывают источники, и в Первой, и во Второй мировой войне было нечто общее в эволюции представлений о противнике – «образе врага», хотя имелись и весьма существенные отличия. Общим было, прежде всего, развитие этого образа от преимущественно пропагандистского, абстрактно-стереотипного, сформированного на расстоянии через официальные каналы информации, прессу, специальные агитационно-пропагандистскиематериалы, к более конкретно-бытовому, личностно-эмоциональному образу, который возникал у армии и народа в первую очередь при прямом соприкосновении с противником. На особенности в этом формировании повлияли рассмотренные выше принципиальные различия двух мировых войн: столкновение разных типов государств, ход войны, степень ожесточенности и т.д. Особенностью Первой мировой войны был переход от стереотипа «врага-зверя» к образу «врага-человека».

Этой эволюции способствовал ряд факторов: прежде всего, не слишком понятный с обеих сторон смысл войны, относительная ограниченность (по сравнению со второймировой) вовлечения в орбиту военных действий собственно национальной территории Германии и России и степень проникновения в тыл противника, хотя бы частичное соблюдение германской стороной норм международного права при ведении войны и, соответственно, меньшая степень ожесточенности. Во Второй мировой войне с обеих сторон принципиально большую роль играл идеологический момент.

22 апреля 1945 года наши танки вошли в Берлин.

Шёл последний месяц войны. Уже были взяты и Будапешт, и Кёнигсберг, и Вена, но враг был ещё силён: на советско-германском фронте действовало 214 немецких дивизий, в то время как на 22 июня 1941 года их было 190. Кроме того, в сорок первом у немцев не было ни Тигров, ни фаустпатронов, ни реактивных Мессершмиттов Me 262, ни автоматов. Да и сражался враг теперь на своей территории, а дома, как известно, помогают и стены.

Помогали эти стены немцам не только в переносном, но и в прямом смысле – толстые кладки древних немецких домов служили хорошим укрытием. Немцы удерживали в своих руках Данию, Норвегию, Чехию и Курляндию. Но самое главное в их руках оставался Берлин, а пока Берлин оставался в немецких руках, немцев нельзя было считать побеждёнными.

Десять разведчиков под командой молодого сержанта Ляпунова крутой тропкой спускаются к речному броду. Бойцы торопятся. Темнеет, и надо успеть в последний раз на ночь перекурить в покинутом пастушьем шалаше, близ которого расположился и окопался полевой караул сторожевой заставы.

Дальше — где-то на том берегу — враг. Его надо разы скать. Пока десять человек в лежку — голова к голове — жад но затягиваются крепким махорочным дымом, начальник раз ведки молодой сержант Ляпунов такого же молодого начальника караула сержанта Бурыкина предупреждает:

— Пойдем назад, так я тебе, дорогой, с того берега про пуск орать не буду. И ты по этому поводу огонь по мне открывать не вздумай. Я вышлю бойца вперед. Ты его окрик ни с берега на воду тихо. Он подойдет, тогда скажет.

— Знаю,— важно отвечает Бурыкин.— Наука нехитрая.

— То-то, нехитрая! А вчера часовой так громко крик нул, что противник мог бы услышать. Что на том берегу? Тихо?

1-я танковая армия во второй половине дня 5 июля получила приказ командующего Воронежским фронтом о занятии второго оборонительного рубежа 6-й гвардейской армии на обоянском направлении.

<…>

Наша бригада оседлала автостраду Белгород - Курск, центр обороны - высокий курган в двадцати метрах от дороги. На самой вершине кургана спрятан в укрытии танк командира бригады. Тут тебе и наблюдательный, и командный пункты, и долговременная огневая точка - танк буквально зарыт в землю по самую башню: стоять насмерть! Так и стояли советские солдаты. Сколько их здесь сложило головы… После войны белгородцы воздвигли на нашем кургане памятник павшим.

На участке Чапаеве, Яковлево танковые дивизии противника «Адольф Гитлер», 3-я и 7-я, моторизованная дивизия «Великая Германия», пехота прорвали главную полосу обороны 6-й гвардейской армии, не подозревая присутствия целой нашей танковой армии на второй полосе обороны, полагая, что основная трудность уже позади, неожиданно столкнулись с нашими танковыми засадами.

Рассказ Героя Советского Союза младшего лейтенанта ХАРИТОНОВА

28 июня я сидел в дежурной машине на аэродроме. Неподалеку от меня находился мой боевой товарищ младший лейтенант Литаврин. Он тоже нес службу дозора.

Вдруг на горизонте показался силуэт вражеского самолета. Это был пикирующий бомбардировщик «юнкерс-88». Сигнал тревоги, и машина Литаврина взмыла ввысь.

Литаврин подошел к противнику. Насев на хвост бомбардировщика, летчик дал по нему две длинные пулеметные очереди. «Юнкерс» встряхнуло, но он продолжал лететь. В этот момент я получил приказ подняться в воздух.

Через несколько секунд «ястребок» был в воздухе. Началась погоня за «юнкерсом». Несмотря на то, что скорость моего само лета исключительно велика, мне казалось, что я лечу очень медленно. Враг удирал на максимальной скорости, но я его все же нагнал. Бить бомбардировщик под хвост, в самое уязвимое место, я не мог, так как он сильно прижимался к земле. Пришлось зайти сбоку. Я развернулся и дал несколько очередей. Противник отстреливался. Как потом выяснилось, его пули пробили у моей машины всасывающий патрубок, масляный бак, стабилизатор и элерон. Но, несмотря на эти повреждения, машина хорошо слушалась меня.

Горстка людей выдержала вторую атаку немецких танков. На этот раз враг бросил на батарею 30 машин. Смельчаки открыли по ним ураганный огонь. Танки шли напролом, сильно обстреливая батарею. Из строя выбыли Фазлы Ахмедов, Ткаченко, Абраменко. Ряды героев редели. Теперь Мамедов стрелял уже из двух пушек. Он вихрем носился от орудия к орудию, наводил, заряжал и без промаха разил немецкие танки. Две машины запылали от его выстрелов. Мамедова ранило в плечо, но он оставался на боевом посту до последнего вздоха.