Ученые и литераторы называют объединение крестьян, живущих в одном или нескольких соседних селениях и решающих совместно многие земельные, хозяйственные, налоговые и другие вопросы, общиною. Сами крестьяне называли это «миром», или «обществом» («обчеством»). Официально, в бумагах властей и помещиков, тоже писали обычно «общество», а не община. Основным документом, который исходил от самой общины, был «приговор»— решение сходки.

Приговоры выносились иногда устно, но наиболее важные записывались. Благодаря этим записям сохранились в наших архивах мирские приговоры множества селений из разных районов страны. В приговорах писали так: «будучи на мирской сходке, учинили сей приговор», или «быв в собрании, крестьянское общество учинило сей приговор», или «быв в собрании на мирском сходе…» и т. п. Заглянем в мирские приговоры, вынесенные в первой половине XVIII века в крупной суздальской вотчине князей Долгоруких. Вотчина состояла из нескольких владений, наследственных и купленных Долгорукими. Каждое из владений называлось «дачей».

В каждой «даче» была своя община, объединявшая несколько селений, иногда даже два-три десятка деревень. Но и в отдельной деревне тоже была своя община. Мирские приговоры, например, «общества» Одоевской дачи посвящены перераспределению земли между деревнями. Пашенную землю, имевшуюся в той или иной деревне в «лишке», передавали соседней, если там земли не хватало. Решение мира считалось окончательным. «По разверстке нашей, у которой деревни полевой земли в остатке и у которой деревни та остаточная земля приложена, о том сочинена обо всем при сем приговоре ведомость и по очереднои ведомости впредь из нас мирских людей прекословия никакого не будет». Случалось, что надо было решить земельные дела между «дачами». Тогда собирался «валовой сход» нескольких общин.

Вспомним о той оценке, которую дали крестьянину современники, не принадлежавшие к этому классу, оценке его в отношении сообразительности, сметливости или, говоря современным языком, интеллектуальных возможностей. В 1834 году А. С. Пушкин решительно утверждал: «О его (русского крестьянина.— М. Г.) смелости и смышлености и говорить нечего.

Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны. Путешественник ездит из края в край по России, не зная ни одного слова порусски и везде его понимают, исполняют его требования, заключают с ним условия». К этой оценке гения очень близка характеристика крестьян Пошехонского уезда, сделанная уроженцем этих мест священником А. Архангельским в 1849 году в этнографическом описании района: «Здешние крестьяне не так образованы, как в других местах, напр.: в уездах Ярославском, Углицком, Романовском, Борисоглебском и Рыбинском, потому что они по большей части проживают дома и ездят в Пошехонь, Мологу и Рыбинск только по своим надобностям.

Впрочем, несмотря на необразованность, они одарены хорошими умственными способностями. Что они понятливы и имеют хорошую память, видно из того, что весьма хорошо понимают сказанные поучения и долго их помнят, какого бы они рода ни были — догматические или практические. Вообще должно заметить, что здешний народ внимателен ко всему; каждый предмет, особенно новый, занимает его, и потому он обращает на него все свое внимание. Кроме того, здешний народ весьма деятелен и трудолюбив, так что без какого-нибудь дела (…) не может пробыть даже в воскресные дни.

Далеко за пределы своей общины простирались и социальноутопические воззрения крестьян. Они выражались в бытовании различных слухов об обетованных землях; формировании на основе этих слухов легенд и появлении письменных текстов; в практике переселений в поисках этих земель и даже в создании крестьянских общин, жизнь которых представляла собой попытку реализовать крестьянский социально-утопический идеал.

Существование таких общин, в свою очередь, питало рассказы и легенды о землях и селениях с идеальным социальным устройством, исключительным природным богатством и экономическим процветанием. Реальный ход освоения крестьянством обширных территорий окраин, несомненно, способствовал популярности рассказов о необыкновенном изобилии новых земель и благоприятных социальных условиях на них. Характерно в этом плане то, что случилось с современными представлениями о так называемом Беловодье.

Любая крестьянская семья должна была заботиться и о скоте, без которого русский хлебопашец не мыслил свое хозяйство. В крестьянских представлениях земледелие было тесно связано со скотоводством, и «первейшую пользу» от содержания скота крестьяне видели в получении навоза для удобрения полей. О знаниях в скотоводстве говорит уже обильность, многообразие в русском народном языке названий, относившихся к различным стадиям роста и биологического поведения телят и коров. Приведем лишь некоторые из них, по В. И. Далю.

До года называли — теленок, телок, бычок, теля, телка, телочка, телушка; молодую корову, еще не телившуюся,— яловка; яловая корова — без теленка, недойная; стельная (телая) — корова, которая должна в срок отелиться; дойная — дающая молоко; корова ходит межмолок (межумолок) — перед новотелом, когда не доят; переходница — не стельная корова, осталась в данном году яловою; нетель — всегда яловая; корова о двух (и более) телятах -это определение возраста (с прибавкою трех лет к числу телят, то есть в данном случае корова пяти лет).

Отъемыш — отсаженный от матери сосунок; селеток — теленок до года; лоншак, бурун — годовалый теленок; двулеток, однотравок, бушмак и пр.— теленок двух лет; трехлеток, гунак и пр.— теленок трех лет; телец — молодой бычок от двух до трех лет; телица, юница — молодая корова от двух до трех лет и пр. Приемы ухода за скотом, различные по видам, породам и возрасту, имели, кроме того, заметные местные отличия и основывались на детальнейшем знании особенностей развития домашних животных и птицы.

Способность крестьянина приноровить свои знания и навыки, сложившиеся в определенных природных и социальных условиях, к новым обстоятельствам, особенно выразительно и бесспорно выявилась при земледельческом освоении Сибири. Посмотрим, как там решались вопросы сроков и агротехники пахоты, подготовки к севу и самого сева, обогащения почвы, чередования культур,— что знал в XVIII—XIX веках русский пахарь в этом и доныне не вполне освоенном краю.

На сибирском материале можно рассказать конкретнее и кое о каком общем для всей страны крестьянском опыте, ибо автор этих строк прожила в Сибири восемнадцать лет и специально занималась в местных архивах изучением старого земледелия. Весенний цикл крестьянских работ начинался здесь в апреле под- готовкой орудий для пахоты и зерна для посева.

Прежде всего исправляли сохи и бороны. Деревянная соха с железным сошником была предметом забот как весною, так и повседневно. О ней так выразительно писали в челобитной крестьяне Иркутского уезда в 1699 году: «А пашем мы на лошадишках своих сохами, а сошники куем и те сошники точим на всякий 15 день, потому что земли твердые».

В это время закупали и точили ральники (лемехи, сошники), подправляли или заменяли деревянные части сохи. «Землю пашут сохами на лошадях»,— зафиксировано в Топографическом описании Тобольского наместничества в 1790 году относительно всех уездов Западной Сибири. «В деле пахания земли простая русская соха господствует по всей Сибири… потому что удовлетворяет вполне своему назначению»,— писал Н.С.Щукин в 1853 году.

С его мнением перекликаются сведения, собранные Географическим обществом по анкете 1847 года и в «Статистическом обозрении» Ю. А. Гагемейстера 1854 года, в котором сведены все данные, поступавшие в Сибирский комитет. Соха имела варианты, которые зависели от особенностей почвы, растительного покрова, ландшафта.

Как важно было точно определить срок жатвы для каждой культуры!

Здесь, разумеется, учитывали, прежде всего, степень зрелости, но также и погодные условия, надобность в рабочих руках для других срочных дел, особенно для посева озимых, сроки которого отчасти накладывались на жатву. Считалось грехом убирать хлеб недозрелый, с зерном «восчаным», клейким. Однако иногда, в силу местных особенностей, делались исключения.

Так, в Оренбуржье, как писали в журнале Вольного экономического общества, ячмень жали «всегда в прозелень, для того, что у спелого солома и колос пополам ломятся и спадают». В этом случае сжатый ячмень расстилали, чтобы дозрел. Рожь в средней полосе Европейской России начинали жать обычно около Ильина дня (20 июля, то есть 2 августа нашего стиля). Несколько позже сеяли озимые. Так, в Тульской провинции в 60-е годы XVIII века лучший срок сева озимой ржи определяли около 1 (14) августа, второй срок — 6 (19) августа. Считалось, что хороший хозяин, хоть десятинку, хоть две, но непременно посеет до Преображения (то есть до 6(19) августа).