В первой четверти девятнадцатого века русская литература начинает постепенно освобождаться от западных влияний. Если наш сантиментализм и реализм утратили на русской почве общественный смысл, который они имели на Западе, то рядом с ними в литературу начинает проникать русская действительность, литература стремится охватить эту действительность, ищет сюжеты и художественные выводы среди окружающей жизни.

Это сказывается в баснях Ивана Андреевича Крылова (1768—1844). Крылов пишет народным языком. Русский разговорный язык, простонародные выражения, образы и сравнения, живые, заимствованные из русской природы, впервые заняли благодаря Крылову такое господствующее положение в художественной литературе. Содержание его басен злободневно.

Он высмеивает пороки современного ему общества, изобличает взяточничество, злоупотребления в судах, бюрократизм, он смеется по поводу отдельных событий,, выставляет пороки общечеловеческие, глупость, хвастовство, тщеславие, лживость и т. п. Тем не менее Крылов остался в стороне от настроений и идей той части русской интеллигенции, которая делала первые неуверенные шаги в борьбе с самодержавием, неумело вступала на тот путь, который указывала история и который должен был в наши дни привести к свержению тирании.

Подобно сантиментализму, на русской почве потеряло свое общественное значение и то четвертое занесенное к нам с Запада направление, которое известно под именем романтизма. В западной Европе оно возникло почти во всех литературах в конце XVIII и в начале XIX столетия. Капиталистическая промышленность, зарождавшаяся в недрах старого дворянского земледельческого и мещанского ремесленного мира, постепенно разрушала все устои этого мира.

После французской революции и промышленного переворота Европа пережила временный период реакции. , Дворянство, теряющее повсюду свои имения, утрачивающее свое господствующее положение, обращает свои взоры к прошлому, к эпохе господства католичества и феодализма, к средним векам. Поэты этого класса идеализируют рыцарские времена, стараются уйти от чуждой им новой действительности, с отвращением смотрят на «век лавочника», на торжество машин и точных знаний.

Произведения Стерна, Ричардсона, «Новая Элоиза» Руссо и «Вертер» Гете переводились на русский язык. Наша литература наводнялась и самостоятельными романами и пьесами, написанными в подражание западным авторам, в роде, например», «Российской Памелы» или «Истории Марии, добродетельной поселянки». Главным представителем сантиментального направления был у нас Николай Михайлович Карамзин (1766—1826).

В какой атмосфере складывалось мировоззрение Карамзина, об этом лучше всего свидетельствует его знаменитая «записка» о древней и новой России, поданная Александру. Карамзин является здесь выразителем крайних консервативных взглядов, восстает против реформ, идущих вразрез «с коренными основами» народного быта, осуждает на этом основании реформы Сперанского, которые ему кажутся результатом кабинетных размышлений, нарушением того, что выработалось целыми веками народной жизни. Карамзин порицает Петра за его пристрастие к Западу в ущерб народному духу и прославляет Екатерину. «Дух народный,—говорит он,—составляет нравственное могущество государства, подобное физическому, нужное для их твердости.

Сей дух и вера спасли Россию во время самозванца. Он есть не что иное, как уважение к своему народному достоинству. Любовь к отечеству питается народными особенностями, безгрешными в глазах космополита, благотворными в глазах политика глубокомысленного». И дальше хорошо знакомые нам рассуждения на тему о том, что благоденствие народа зависит не от формы правления, а оттого, чтобы правители стали умными и добродетельными,— хорошо знакомая теория просвещенного абсолютизма. Петровская ‘традиция сказывается и в том, что Карамзин, подобно Ломоносову, писал оды на всякие торжественные случаи из жизни монархов, к роде восшествия их на престол или коронации.

Третьим направлением, которое проникло с Запада в русскую литературу, было так называемое направление сантиментальное. Оно развивалось на Западе рядом с просветительным движением и было литературным выражением вкусов и взглядов усиливающейся буржуазии. Последняя не только выступила против дворянства в лице своих идеологов-просветителей, но и вызвала к жизни новые художественные образы, в которых отражались взгляды нового класса на человека, на жизнь, природу, нравственность и т. п. Вместо прежнего типа писателя придворного, в роде Корнеля или Расина, отражающего вкусы двора, изображающего высокие чувства или героические подвиги предков дворянской среды, возникает новый тип писателя, в роде английского романиста Ричардсона (1689—1761), труженика, пробивающего себе дорогу.

Вместо испорченного, распущенного и самолюбивого героя перед нами религиозный и чувствительный буржуа с семейными добродетелями и нравственными правилами. Рыцарские нравы, говорит Тэн, сгладили и унесли с собой поэтическую выразительность и картинность театральной сцены. Сглаживаются монархические нравы и уносят за собой остроумие и распущенность театра. Возникают буржуазные нравы и приносят с собой наклонность к кабинетному и практическому учению. Возникает потребность в книгах, которые читаются у камина в деревне, в своей семье; к этому ряду произведений обращаются талант и творчество. Постепенное перенесение центра умственной жизни из среды придворного дворянства в среду купечества сопровождалось глубокими изменениями в миросозерцании европейского общества и в его литературе. В. Н. Фриче так характеризует этот переворот: «Всем своим душевным складом «чувствительный» человек представлял резкий контраст господствующей аристократии. Для аристократа XVIII века любовь была лишь мимолетным наслаждением, лишь пикантным времяпрепровождением, для «чувствительного» человека она была всепоглощающею страстью.

Наиболее ярким выражением просветительных стремлений екатерининской эпохи явились сатирические журналы. Первый из них («Всякая всячина») затеяла сама Екатерина. Она помещала здесь статьи, в которых в общем добродушно («в улыбательном роде») посмеивалась над недостатками тогдашнего общества. Вслед за «Всякой всячиной» появились журналы «Трутень», «Живописец», «Кошелек» и др.

Создателем их и главным автором был Николай Иванович Новиков (1744—1818), один из самых замечательных людей этого времени. В образной форме он выводил живые фигуры, в которых обличал грубость и невежество, фатовство, пристрастие к французском}’, распущенность высших классов, взяточничество в судах и в канцеляриях, злоупотребления помещиков на почве крепостного права. Его обличительная проповедь привела в конце концов его в Шлиссельбургскую крепость в конце царствования Екатерины.

Ложноклассическое направление было не единственным, шедшим к нам в XVIII веке из-за границы. Обыкновенно XVIII век во Франции, откуда русская литература по преимуществу заимствовала и идеи и формы, называют просветительным веком или веком энциклопедистов. Под этим названием разумеют ряд писателей и мыслителей, об’единившихся вокруг грандиозного издания—«Энциклопедии», которая и была проводником просветительных идей. Энциклопедисты или просветители были идеологами так называемого третьего сословия. Этим именем обыкновенно обозначали горожан и крестьян, т. е. те группы населения, которые не принадлежали к двум высшим сословиям: дворянству и духовенству.

Третье сословие не имело ряда привилегий, которыми пользовались упомянутые высшие сословия. Из дворянства обыкновенно вербовались высшие чиновники в армии и в государственном управлении, дворяне и епископы сохраняли часто право суда в своих поместьях, право беспошлинной торговли ит. п. По мере того как из среды третьего сословия выходили крупные представители торговли, эти привилегии духовенства и дворянства становились помехой к дальнейшему развитию производительных сил страны, и самое название третьего сословия все более стало применяться к его богатой части, т. е. к буржуазии, от которой стал отделяться пролетариат, или класс наемных рабочих, образовавший четвертое сословие.