Осенью 1931 г. Япония полностью оккупировала Маньчжурию. Поводом к тому, по японской версии, послужила попытка китайских войск маршала Чжан Цзяо-лина 18 сентября 1931 г. взорвать железнодорожные пути у Патаина близ Мукдена. Японская железнодорожная охрана попыталась помешать им. На следующий день японские войска заняли Мукден, а 10-тысячное китайское воинство попросту разбежалось.

К концу сентября 1931 г. японские войска занимают все города к северу от Мукдена и город Цицикар. Центральное китайское правительство Чан Кайши 21 сентября внесло в Лигу наций вопрос о событиях в Маньчжурии. В письме на имя генерального секретаря Лиги китайский представитель, основываясь на XI статье устава Лиги наций, просил немедленно созвать Совет, чтобы принять такие шаги, «которые он сочтет правильными и эффективными для сохранения мира между народами». Представитель гоминдановского правительства «настаивал» на прекращении военных действий со стороны Японии, на возвращении к статус-кво и на возмещении Китаю убытков.

Получаемые сведения от агентов дальней разведки, донесения от войск и агентов штаба и сообщения печати сопоставлялись и обрабатывались в разведывательном отделении и выливались в форму «сводок сведений о противнике». Таким образом, в штаб Маньчжурской армии все сведения о противнике поступали в сыром виде.

По сформировании штабов Главнокомандующего и трех Маньчжурских армий до Мукденского боя включительно сведения в разведывательное отделение штаба Главнокомандующего поступали из армий в обработанном виде, в форме сводок. Все же остальные многочисленные данные дальней и ближней тайной агентуры штаба Главнокомандующего, разведки штаба тыла, Приамурского военного округа и Заамурского округа пограничной стражи получались в форме прямых донесений, почти без всякой обработки.

Такой же характер носили и донесения полковника Квецинского, за исключением его ежемесячных сводок с приложением схем.

Так как между иностранцами могли оказаться шпионы противника, то с объявлением войны возник вопрос принять меры по отношению иностранных подданных, проживавших в Маньчжурии в качестве служащих на нашей железной дороге, миссионеров, купцов и других, а также необходимо было решить, куда высылать всех тех лиц, которые заподозревались в шпионстве.

Представленный по этому поводу доклад и.д. начальника штаба Маньчжурской армии 9 Об устройстве агентуры в Инкоу. генерал-майором Холщевниковым 17 февраля 1904 г. и утвержденный временно Командующим армией генерал-лейтенантом Линевичем, того же февраля, устанавливал по вышеупомянутым вопросам следующие положения:

1) Иностранцев, служащих на Китайской Восточной железной дороге, Наместником разрешено оставить в Маньчжурии под личною ответственностью Управляющего названной дорогой полковника Хорвата.

В канун отмечавшегося в начале сентября 65-летия завершения Второй мировой войны в иностранных и отечественных СМИ появились материалы, авторы которых пытались принизить вклад СССР в разгром милитаристской Японии, опошлить облик советских воинов, обвинить их в жестоких военных преступлениях.

По большому счету, эта тема не новая. Так, в Японии еще в 1980-е годы распространился миф о расправе советских военнослужащих над японскими беженцами в местечке Гэгэньмяо. Некто Такатоси Кояма, которому в августе 1945 года было всего около четырех лет, с поражающими подробностями заученно описывал рев танков, треск пулеметов и другие «ужасы». В его интерпретации 18 августа в районе поселка Гэгэньмяо наступавшая советская танковая часть неожиданно натолкнулась на колонну японских беженцев, состоявшую примерно из 1.200 человек, преимущественно женщин и детей. Почти все беженцы были якобы уничтожены пулеметным огнем или раздавлены гусеницами.

Но что было на деле? Советское военное командование с первого дня войны против Японии требовало от воинов Красной Армии гуманного отношения к местному населению, в том числе к японцам. В обращении советского военного командования к японским гражданам, проживавшим в то время в Маньчжурии, указывалось, что Красная Армия с мирным населением не воюет и что тот, кто не выступает с оружием в руках против нее, может быть спокоен за свою жизнь и имущество.