
Несколько лет назад, работая над английской прессой XVIII века, я натолкнулся на сообщение о захвате власти в Петербурге царицей Екатериной, как известно, сбросившей с престола своего неудачливого мужа Петра III. Эта статья говорила об «очередной революции» в России. Иными словами, по мнению британского автора, в Российской империи не только произошла революция, но они случались там довольно часто. Как мы видим, вплоть до времен Великой французской революции значение термина было несколько иным, чем в политической теории XIX и первой половины ХХ века.
По сути, революцией обозначался любой переворот, насильственный или, по крайней мере, совершаемый с нарушением сложившихся в государстве институциональных норм. Именно опыт революционной Франции, радикально изменив привычные представления о политических процессах, сформировал основные концепции, которыми теоретики оперировали вплоть до недавнего времени. Однако в течение последних 30 лет термин «революция» вновь начал употребляться в понимании, близком к тому, который мы находим в текстах середины XVIII столетия.