Хочу иметь бинокль. Да не простой, а волшебный. В обычный бинокль смотришь, и то, что далеко, вырастает до огромных размеров. Например, был человек точкой на горизонте; глядь, а он уже большой, и даже оспинки на лице видно. А поверни бинокль наоборот — то, что было рядом, становится маленьким, как божья коровка. Всякий бинокль волшебный. Но мечтаю я не о таком. Я не артиллерист и не охотник, и даже не театрал. Мне в топографических далях высматривать нечего.

Да и купить можно такой бинокль, который делает далекое близким, а близкое — далеким. Я хочу иметь бинокль, который меняет нравственные масштабы происходящих событий. Например, вы на работе пропадали до полуночи, выпрыгивали из штанов буквально, чтобы положенное задание в срок сделать. А вместо вас премией наградили лодыря-соседа. Вам же ни слова, ни полслова благодарности плюс выговор за чепуховую провинность на ближайшей планерке. Другой бы на вашем месте запил или драться полез. Другая бы от слез опухла и перестала краситься, чтоб тушь по лицу не размазывать. А вы — хоть бы хны. Потому что у вас бинокль есть. Вы в него глянули тайком, и предстала перед вашим взором эта бытовая несправедливость не в виде огромной картины, а-ля «Девятый вал», а в виде блохи, пусть даже Левшой и подкованной.

Начиная с ранних этапов, когда мировое сообщество стало проводить политику регулирования прав человека, возник конфликт интересов между Всеобщей декларацией прав человека и национальным суверенитетом государств — членов мирового сообщества. В связи с этим появилось множество различных школ философии права, среди них наиболее известной является направление транснационализма. Сторонники транснационализма считают национальный суверенитет препятствием для реализации политики международных прав человека и утверждают, что роль национального суверенитета должна быть ослаблена.

Основоположник этой школы Ричард Фальк полагает: «Без достижения нового мирового порядка, который не должен основываться на суверенитете отдельных стран, права человека не получат всемирной поддержки и будут вытеснены на периферию». Возникает вопрос: как это возможно и когда мы сможем этого достичь?

Одной из наиболее важных проблем изучения мифа является вопрос о роли мифа для человека и общества. Что в информационном обществе, становится во многом решающим. Ведь в рамках мифа идёт формирование человеческого сознания, происходит социализация личности [1], и общество обретает свое особое «лицо» [2]. Но главная заслуга его в том, что он обеспечивает процесс духовной самоорганизации общества, гармонизируя отношения, выявляя и усваивая социальные ценности и приоритеты, соединяя разум и подсознание, логику и чувства, воплощая их в особом психофизическом состоянии единства с миром, делающим мир человекомерным.

Следовательно, его роль и функции для общества незаменимы, поскольку позволяют синтезировать, насыщая творческой энергией, то, что сознание и логика произвольно разделяют. Благодаря этому, в мифе выражается связь с глубинными истоками жизни, придающая значимость человеческому существованию, обеспечивающая ощущение космического единства мира и человека через переживание личной ситуации и постижение всеобщего, позволяющая мифам влиять на образование культур, цивилизаций, эпох, формировать основные идеи, лежащие в основе их развития, давать смысл истории, смысл духовной работы каждого человека, её подчинения главным идеям, господствующим в обществе в определённый исторический момент [3].

Кто он такой, наш современный человек? О чем с ним можно говорить? Чем он живет и от чего мучается? Если он мучается только от нехватки денег, а живет так блекло, что из впечатлений дня невозможно составить страничку для дневника, то что это и как это назвать? В неосмысленном мире жить страшно, как страшно оказаться в погруженном во тьму в незнакомом доме.

Успешный человек нашего времени

Мир осмысливается каждым по-своему в меру накопления житейского опыта и в качественном соответствии этому опыту. А функцию коллективного осознания действительности отчасти выполняет искусство. Оно, искусство, именно поэтому необходимо. Никто из известных нам живых существ не способен творчески отображать окружающую действительность, тем более — действительность умопостигаемую. Человек же, если поймет что-то, восхитится чем-то, устрашится чего-то, тут же постарается переплавить опыт в песню, притчу, храм и роспись храма. Искусство — лакмус, индикатор, причем одновременно — как наличного состояния, так и вектора устремленности. Человек подходит к искусству с немым вопросом: помоги мне понять себя.

Всеяден стал человек. Ничего не испугается, ни от чего не отшатнется. Скривится, но съест все, что ни попросят, тем более если снимают на камеру. Скажут ему: «Вот здесь поцелуйте, вот здесь подержитесь, вот тут на коленки встаньте. Это для счастья», — исполнит. Всякую чушь на себя наденет. На фоне какой хочешь глупости сфотографируется. Любую палочку ароматную зажжет перед любым истуканом. И все это — от внутренней пустоты и того уменьшения пространства во времени, которое называют глобализмом. Так и передвигается внутри съежившегося пространства внутренне пустой человек, важный представитель западной цивилизации. У него избыток денег и масса свободного времени. Он получает легкий доступ к любой интересующей информации, но вместо цельного и выстраданного мировоззрения имеет только жалкую смесь из газетных клише вроде «рыночная экономика», «свобода личности», «террористическая угроза», «защита окружающей среды»…

Сегодня уже ни у кого не осталось сомнений в том, что современное человечество переживает ключевой этап в своей эволюции. С биологической точки зрения темпы эволюции нашего вида не изменились: биологическая эволюция по-прежнему движется медленно, закрепляя новые качества путём естественного отбора в ходе многократной смены поколений. Особенно точно это проявляется в сфере человеческой психики: с точки зрения эволюционной психологии, психика человека с момента возникновения современного вида – человека разумного – существенным образом вообще не изменилась. То есть, она, конечно, меняется, но очень медленно. Мы так же, как и наши далекие предки, реагируем на внешние раздражители, на признаки опасности, точно так же на уровне подсознания и рефлексов включаем защитные реакции (часто просто минуя разум) и точно так же, как и первобытные люди, демонстрируем стихийные формы массового поведения («сбивание в стаи» или в толпу, панические реакции, которыми политические технологи научились довольно неплохо управлять) в ответ на опасность, напрямую угрожающую каждому – угрозу вирусных эпидемий типа свиного гриппа или Эболы, террористическую угрозу, экстремизм цветных революций.