Революция 1917 года являлась ключевым событием в советском историческом нарративе. Она была началом нового государства и общества, а в любой идеологической системе миф о рождении является структурообразующим. Кроме того, именно революция 1917 года, точнее утверждение об ее исторической неизбежности и ее героика, должна была играть в советской идеологии легитимирующую роль, демонстрируя историческую обусловленность советской власти. Миф о революции был прочно вписан в советскую идеологию, поэтому и трансформировался вместе с ней. В 1920-е гг. формируется «революционный культурный код» (образы-символы, узнаваемый событийный ряд и т.д.), а коммеморации приобретают функцию утверждения новых ценностей и приобщения к ним человека, советизации его мышления. Уже первая годовщина показала, что символика Октябрьской революции тесно переплетается с фигурой В.И. Ленина. Уже в 1918 г. начал складываться канон революционных торжеств: митинги, установки памятников, демонстрации.

Ко второй половине XIX века во всех экономически развитых странах железнодорожный транспорт стал ведущим, предназначенном для перевозки основных грузов и пассажиров. Усилилось значение его при ведении войны. Железные дороги стали приобретать наиболее важное положение для бесперебойного снабжения войск вооружением, боеприпасами, продовольствием, фуражом и другими материальными средствами, а также для переброски войск и пополнений. В целом состояние железнодорожного транспорта сильно влияло на успешность проведения боевых операций на фронтах.

На начало XX в. Российская империя располагала железнодорожной сетью, соответствующей уровню основных европейских держав. Однако, железные дороги при этом распределялись крайне неравномерно. Европейская часть России располагала примерно 87% общей протяженности железнодорожных путей. В годы Первой мировой войны 1914-1917 годов строительство железных дорог продолжалось. Россия увеличила свою железнодорожную сеть почти в два раза и довела ее до 81 тысяч километров путей, выйдя на второе место в мире. Но этого для огромных просторов Империи было недостаточно.

Одной из основополагающих идей революционного процесса в России в 1917 ‒ начале 1920-х гг. было освобождение трудящихся от власти эксплуататорских классов и установление диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства. Предполагалось, что будет создано бесклассовое общество, управлять которым будут сами трудящиеся. Однако в действительности в советском обществе сложилась новая элита, сменившая прежнюю – высшие слои дворянства, бюрократии и буржуазии. Традиционно применяемым в исследованиях этого слоя термином стало слово «номенклатура».

Разложение армии, под которым понимается деградация и распад ее как государственного института и социального организма в самом широком смысле, не получило общепринятого терминологического оформления как устоявшаяся научная категория и обычно используется в качестве характеристики конкретных исторических ситуаций. Применительно к отечественной историографической традиции разложение армии как специфическое социальное и институциональное явление в наибольшей степени ассоциируется с событиями революции 1917 г., положившими конец старой русской армии. Разрушение вооруженной силы государства стало одним из печальных итогов Первой мировой войны для России. Соответствующие политические решения новой власти лишь подвели черту под процессом разложения, в результате которого к началу 1918 г. бывшая императорская армия перестала быть армией как таковой. Данный феномен в разные периоды привлекал немалое внимание современников и историков, и по понятным причинам не избежал политизированного и эмоционально окрашенного освещения. В воспоминаниях и исследованиях представителей дореволюционной военной элиты и участников Белого движения разложение армии преподносилось в основном как примета 1917 года и прямое следствие начавшейся революции. В работах историков и документальных публикациях советского периода принято было подчеркивать усиление социальной и политической активности солдатских масс в отстаивании своих прав, при этом на второй план отступали развал традиционных устоев армейского порядка — дисциплины и субординации, катастрофическое падение боеспособности войск и связанные с ними различные неприглядные проявления: неподчинение приказам в бою, дезертирство и рост преступности. Заметного прогресса в изучении этой сложной и противоречивой

23 февраля в Петрограде начались продовольственные волнения, кото рые переросли в «Февральскую революцию» — как традиционно называ ется первый этап Великой российской революции. Историки спорят: чего было больше в событиях 23 февраля — 3 марта 1917 г. — организованности или стихийности? Иными словами: было ли начало революции результа том прежде всего социального кризиса или заговора?

Рассмотрим ход собы тий под углом зрения этой проблемы. Как мы уже видели, наличие серьезного продовольственного кризиса в Петрограде трудно отрицать. Но 24 февраля появились лозунги «Долой са модержавие!», что свидетельствовало о перерастании продовольственных волнений в революцию.

Конец февраля – начало марта принесли в крупные города России и на фронты Первой мировой войны хаос и разруху. Отречение Императора Николая Александровича Романова от трона и сдача полномочий Верховного главнокомандующего 2 (15) марта 1917 года не решило проблем, которые возникли, первую очередь, в столице Российской Империи. Практически в этот же день было образовано Временное правительство, состав которого за несколько месяцев неоднократно менялся. В столице творилась неразбериха. «Не хватало хлеба, толпы людей, доведенных до отчаяния, разграбили в крупных городах множество пекарен. По улицам шли демонстрации под красными флагами, лилась кровь, у гражданских лиц появилось оружие» [1].

Основной задачей нового правительства являлась накормить голодных людей. И, самое главное, навести элементарный порядок в столице и других крупных городах Империи, в которых вспыхнули волнения. Однако, дележка портфелей и полномочий занимал куда большее внимание сторонников левых и правых фракций Государственной Думы при формировании правительства. В это же время беспокоил их вопрос о защите Петрограда от войск, которые могли быть присланы царем с фронта. Но в это время он уже потерял власть, том числе и над армией.