29 сентября 1941 представители СССР, США и Великобритании на конференции в Москве обсудили вопрос о военных поставках, увязав его с вопросом образовании еврейской государственности на территории СССР вдоль побережья Черного моря. Сталин, находясь в сильной депрессии, дал устное согласие рассмотреть еврейский вопрос.

Однако Сталин не был бы Сталиным, если бы играл только по правилам, навязываемым США и Великобританией. Той же осенью в Турции состоялась секретная встреча палестинских сионистов с людьми из ведомства Лаврентия Берия. Речь шла о том, чтобы Сталин принял вариант основания Израиля не в Крыму, как предлагали англичане с молчаливой поддержки США, а в Палестине, мандат на которую заканчивался у Англии в 1948 году. Сталин настаивал на том, что это государственное образование должно находиться в составе СССР, имея статус автономной республики (руководителем собирались назначить Лазаря Кагановича), и хотел получить 10 млрд. долл. кредита на восстановление экономики страны. Деньги вроде бы пообещали, но при условии выхода Крыма из состава СССР. Дело в очередной раз заглохло…

«Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать…»

И.А. Крылов. “Волк и ягнёнок.”

Дети Больших родителей – особая статья общественного интереса: если они живы и могут что-либо добавить – пусть даже какой-нибудь малосущественный штришок к уже, казалось бы, хорошо известному портрету своего выдающегося родителя – это всегда ценно. Правда, тут существует опасность, о которой очень хорошо знал И.В. Сталин, когда отмечал, что самые плохие свидетели – очевидцы. Как правило, после смерти Больших Родителей, в обществе возникает в той или иной степени некое мифотворчество, и вот тут очень важно, чтобы родные дети не оказались в роли самых заурядных мифотворцев, чтобы прежде всего они бережно и трепетно отнеслись к памяти самого близкого им человека, соблюдая хотя бы элементарно принципы историзма и чувство меры, не давая волю личным обидам, амбициям или фантазиям.

Вот пример. О самом Большом Родителе – И.В. Сталине много написала его дочь, Светлана Сталина-Аллилуева, в своё время, вопреки воле брата Василия отказавшаяся (может, под давлением Хрущёва, либо созданной им морально-психологической атмосферы нетерпимости к самому имени И.В. Сталина) от фамилии отца в пользу фамилии матери. К сожалению, наряду с ценными воспоминаниями, есть в них немало моментов, которые не могут считаться достоверными, носят характер глубокого субъективизма, хотя для многих, и, прежде всего зарубежных буржуазных советологов-сталиноведов С. Аллилуева считается непререкаемым авторитетом – как же, родная дочь И.В. Сталина, сама видела (или подсмотрела) сама слышала ( или подслушала), кое-что домыслила или переосмыслила пост-фактум, нередко спустя многие годы. Даже такой неординарный момент, как смерть Иосифа Виссарионовича, когда, казалось бы, должна была врезаться в память каждая мелочь, имеет несколько версий, в числе которых и версия дочери – вот уж воистину сказано: самые плохие свидетели – очевидцы.

«После кончины Нади, конечно, тяжела моя личная жизнь. Но, ничего, мужественный человек должен остаться всегда мужественным».

И.В. Сталин – матери (Е.Г. Джугашвили). 24 марта 1934 г .

10-го ноября 1932 года в газете «Правда» появилось короткое сообщение: «Н.С. АЛЛИЛУЕВА. В ночь на 9 ноября скончалась активный и преданный член партии тов. Надежда Сергеевна Аллилуева. ЦК ВКП(б)».

В этом же номере газеты под заголовком «ДОРОГОЙ ПАМЯТИ ДРУГА И ТОВАРИЩА НАДЕЖДЫ СЕРГЕЕВНЫ АЛЛИЛУЕВОЙ» был помещён некролог, подписанный Екатериной Ворошиловой, Полиной Жемчужиной-Молотовой, Зинаидой Орджоникидзе, Дорой Хазан, Марией Каганович, Татьяной Постышевой, Ашхен Микоян, К. Ворошиловым, В. Молотовым, С. Орджоникидзе, В. Куйбышевым, М. Калининым, Л. Кагановичем, П. Постышевым, А. Андреевым, С. Кировым, А. Микояном, А. Енукидзе:

«Не стало дорогого, близкого нам товарища, человека прекрасной души. От нас ушла ещё молодая, полная сил и бесконечно преданная партии и революции большевичка.

Выросшая в семье рабочего-революционера, она с ранней молодости связала свою жизнь с революционной работой. Как в годы гражданской войны на фронте, так и в годы развёрнутой социалистической стройки, Надежда Сергеевна самоотверженно служила делу партии, всегда скромная и активная на своём революционном посту. Требовательная к себе, она в последние годы упорно работала над собой, идя в рядах наиболее активных в учёбе товарищей в Промакадемии.

Если бы Хрущёв ограничился только антисталинским докладом на ХХ съезде, то и этого было бы достаточно, чтобы стереть всякую память об этом  лживом и несправедливом Никите Сергеевиче на  вечные времена. Особенность его воспалённого воображения, когда он думал о И.В. Сталине, заключалась в том, что он принимал свои самые невероятные извращённые фантазии и собственные измышления за чистую монету и до конца своих дней верил в их достоверность и внушал всему миру, что это есть чистая и единственная правда. Разоблачать Хрущёва очень легко, поскольку  то, что он говорит, противоречит не только авторитетным и достоверным источникам, но и «логике» самого его вымысла. Лишённое какого-либо элементарного правдоподобия, любое его высказывание по сути опровергает само себя.

Вот Никита Сергеевич пытается внушить всему свету, что у И.В. Сталина была мания преследования. Хрущёв понимает, что у него только одно достоинство – как же – всё-таки живой свидетель, да ещё из ближайшего окружения. Хрущёв полагает, что читатели просто обязаны слепо верить каждому его слову. И вот он пишет следующий пассаж: «Я один раз был свидетелем такого факта, и мне было очень неприятно. Сталин пошёл в уборную. Охрана – человек, который за ним буквально по пятам ходил, остался на месте. Сталин вышел из уборной и набросился при нас на этого человека, начал его распекать: «Что вы не выполняете своих обязанностей? Вы охраняете, так вы должны охранять, а вы тут сидите, развалившись!».

Одна из наиболее засекреченных страниц истории борьбы за власть в сталинскую эпоху — так называемый «заговор Тухачевского». Все производство по этому делу было окутано строжайшей тайной. В печати приводились лишь имена «заговорщиков» и формулировка предъявленного им обвинения. Да еще официальное сообщение о приведении приговора в исполнение. Это был один из самых трагичных эпизодов в истории СССР, когда Красная армия, лишенная талантливых и опытных командиров, была буквально обезглавлена.

Еще в июле 1936 года всем парторганизациям СССР было разослано закрытое письмо ЦК ВКП(б), в котором И. Сталин критиковал членов партии за отсутствие бдительности и заявлял, что нынешними врагами государства являются «троцкистские агенты японской и германской разведок». Это был очередной сигнал главе НКВД Николаю Ежову, ласково прозванного вождем Ежевичкой. И тот не заставил себя ждать: маховик репрессий раскрутился на полную мощь. Именно при Ежове появились так называемые разнарядки, где указывалось число людей, которых необходимо было арестовать, а потом либо расстрелять, либо отправить в лагерь. При нем же, чтобы ускорить «судебный процесс», начали действовать и пресловутые «тройки». Об особой старательности этого главы НКВД свидетельствовали такие факты: если в 1934–1935 годах при его предшественнике Г. Ягоде арестовали 260 тысяч человек, то Ежевичка за 1936–1937 годы бросил в тюремные застенки 1,5 миллиона, половину из которых расстреляли. Началась подлинная вакханалия арестов, которая серьезно коснулась и Красной армии. Погибли маршалы, командующие военными округами и корпусами, командиры дивизий, полков, батальонов.

   Автор выражает признательность Российскому центру хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ) за предоставленную возможность опубликовать хранящиеся в его фондах документы.

Публикация подготовлена при содействии Российского гуманитарного научного фонда.

   Речь И.В. Сталина перед выпускниками военных академий Красной Армии 5 мая 1941 г. является предметом давних споров среди историков. Дискуссия идет по вопросу: говорил или не говорил Сталин о своем намерении развязать войну против Германии? Инициаторами и “главной движущей силой” дискуссии на каждом новом ее витке являются представители так называемого “ревизионистского направления” западной историографии, пытающиеся доказать, что 22 июня 1941 г. Гитлер лишь упредил Сталина, якобы готовившего нападение на “третий рейх” [1]. Апелляция к речи Сталина является одним из ключевых моментов в их рассуждениях. Ссылки на нее можно встретить у В. Суворова [2]и в многочисленных публикациях западногерманских и австрийских “ревизионистов” - Й. Хоффмана, Э. Топича, В. Мазера, В. Поста и других авторов [3]. 

   Новый всплеск дискуссии вокруг речи Сталина 5 мая 1941 г. был вызван выходом в свет в 1989 г. книги генерал-полковника Д.А. Волкогонова “Триумф и трагедия”. Содержавшиеся в ней высказывания о том, что Сталин 5 мая 1941 г. будто бы военным о необходимости приготовиться к “безусловному разгрому германского фашизма”, неоднократные намеки на намерение советского правительства перехватить инициативу и нанести первый удар, подкреплявшиеся цитированием проекта директивы о развертывании Красной Армии от 15 мая 1941 г. и проектов некоторых документов по вопросам идеологической работы и политической пропаганды [4], были восприняты на Западе как прямое подтверждение правильности оценки военно-политических намерений СССР весной-летом 1941 г. и содержания речи Сталина выпускниками военных академий, дававшейся “ревизионистской” историографией. Хоффман, ведущий представитель германских “ревизионистов”, подчеркнул, что книга Волкогонова “подтвердила наши прежние знания” о наличии у СССР “наступательных замыслов”, его “намерении при случае перехватить инициативу”, об антигерманском, агрессивном характере высказываний Сталина перед командирами Красной Армии на приеме в Кремле [5].